Болельщик «Динамо» в матче с «Днепром»: Переключая режимы

Как происходит переключение между режимами «животное», «берсерк» и «истерик», чем схож болельщик с пилотом Формулы-1 и почему японцы - великая нация.

...На подходе к стадиону все больше машин с синими номерами, ботов в форме, в касках, на лошадях. Проходишь в первую клетку, вливаешься в узкий ручеек очереди, затем  сканируешься, и через турникет продавливаешься в клетку номер два. Поворачиваешься задом и поднимаешь руки вверх, позволяя чужим рукам пошарить в твоих потенциально опасных местах. Неосознанно происходит включение режима «животное». Закрепляешься в режиме, покупая хот-дог или чипсы. Надежно усугубляешь, заправляясь пивом или колой. Проходишь в последний загон – через стюардов на сектор, ряд и место. Ты отсканирован и облаплен. Идентифицирован.

Смотришь на яркий свет, щуришься, понимаешь кто есть кто, разбираешься с рядом, впереди и сзади сидящими. Периодически пялишься на табло, ожидая неизвестно чего интересного. Действительно, если есть кнопка – на неё надо жать, если есть табло – надо в него кинуть глазом. Фаны заводят привычные кричалки, хлопы, свисты.

Нам забивают… Удивление? Нет, уже нет. Кто-то этого ждал, кто-то чувствовал, кто-то был уверен. И все равно – как же так. Благо, длится это недолго – влетает мяч в ответ. Из режима беззащитного уязвимого "животного" за доли секунды происходит переключение в режим "берсерк". Взрыв, рёв, блеск искр, сыплющиеся звездочки в глазах. Изображение движется скачками, покадрово, как при медленном интернет-соединении. Радостные гримасничающие лица, объятия и похлопывания. Не сразу, поступательно, очень плавно происходит остывание, успокоение, хотя «берсерк» никуда не делся, он здесь, подрагивает мускулами, порывается разбрызгать остатки энергии. Но его уже можно контролировать, худо-бедно управлять им. Наверное, похожие чувства испытывают гонщики Формулы-1, отчетливо понимая, что малейшее неверное микро-движение руля может отобрать власть над болидом.

Шум спадает, приходит осознание себя, понимание того, что нужно дать напряженным ногам отдых, присесть на сидение. Да и сидящие на ряд выше благожелательно, очень вежливо просят присаживаться. Совсем не так как после неиспользованного момента, совсем не так. Нет никаких «да сядь ты уже!», «хватит подрываться!» или «чего ты скачешь?». Только дружелюбное похлопывание по спине с расплывшейся от улыбки физиономией. Как тут не уступить? Усаживаешься, еще не до конца понимая, что счастье – вот оно наконец случилось, произошло, ты его только что щупал, осязал и обонял. И все еще продолжаешь упиваться им, катая его на языке, как марочное выдержанное. Снова и снова механизм неизвестного происхождения  где-то там в твоем мозгу самопроизвольно нажимает на replay, прокручивая момент, заставивший переключиться режимы.

На смену «берсерку» приходит старый добрый, до ужаса традиционный и архаичный «японец». Японцы – мудрая нация. Кто еще с таким благоговением и почитанием относится к старшим – будь то отец, дед, начальник, тренер, правитель или бог? Стоит только случиться проблеску наималейшей надежды, и ты уже начинаешь верить, что тренер больше знает, умеет и понимает, что он, наконец, сможет все исправить, починить, перенастроить. Что уж говорить о президенте клуба. Тот все покупает и покупает – фамилия обязывает! Терпит, ждет. Поди, ведь тоже знает побольше нашего.

Ближе к финальному свистку просыпается нервически неуравновешенный «истерик». Это весьма и весьма несдержанный, отчаянно неполиткорректный типочек, так и норовящий выпрыгнуть из тебя. До поры до времени он себя никак не проявляет, но его присутствие ощутимо физически. Гола всё нет и нет, время утекает со скоростью исчезающего лета. Осознание этого заставляет «истерика» вырваться наружу пугающим советских управдомов чертиком из коробочки. Всё не то, и всё не так. Ладони непроизвольно сжимаются в кулаки, ногти изгрызаются по самые локти. Ноги трясутся как у припадочного, зубы скрипят и, кажется, половине стадиона слышен их скрип.

Но вот и конец, освобождение. Обмен майками, дурацкий глухой голос диктора, искаженный якобы дорогостоящей электроникой стадиона. Отпускает… Ближайшие станции метро закрыты – у благоразумных эцилопов есть процедуры, остающиеся неизменными. Ограничение движения транспорта и людских масс. Но есть и «выделенные линии», конечно же. Теперь ты всего-навсего микро-частица этих самых людских масс. Один из многих тысяч электронов, движущихся преимущественно в одном направлении. Сливаешься с одними потоками, ответвляешься с другими. Людской ток, как и ток воды, мало отличается от электрического. Один принцип.

Всё дальше и дальше от стадиона. Постепенно снова включается «японец»:  пропускаешь машины и другие сложные механизмы, а также детей, калек и психов. В мозгу еще мелькают, вспыхивая, картинки, прокручиваются заново моменты. Уже хорошо, что нет того безнадежного тоскливого чувства, как после поражения. Но остро  ощущается некая недосказанность, беспокоит неясность, неопределенность будущего. И как же быть с терпением, уважением старших – тренера, президента, президента над президентом? Нет этого сейчас, исчезло, испарилось. Я ведь совсем не японец.