Почему теннисная антидопинговая программа никуда не годится
Что творится в теннисе под видом борьбы с допингом.
Только в этом году в теннисе было три допинговых дела, которые подчеркнули, наверное, все проблемы, которые есть в системе борьбы с запрещенными препаратами.
Дело Бетани Маттек-Сэндс
Судя по слитым документам, ITF разрешала американке принимать довольно серьезные стероиды, которые в организме превращаются в тестостерон и могут иметь вполне конкретный «допинговый» эффект. Самое поразительное, что ITF делала это дважды, и оба раза WADA отменяла это решение. И если первый раз еще как-то можно понять, то второй – это что-то совершенно абсурдное. CAS, кстати, тоже поддержал отмену разрешения.
Этот эпизод ставит серьезный вопрос: на каких основаниях ITF выдает разрешения на терапевтическое использование? Глава антидопинговой программы Стюарт Миллер рассказал, что каждый год федерация получает в среднем 100 запросов на ТИ (часть из которых отзывается еще до рассмотрения). Каждое дело вслепую рассматривает группа специалистов в области медицины – то есть имя просителя остается им неизвестным. По словам Миллера, ITF одобряет 50-60 процентов всех запросов. Например, в 2015 году по состоянию на сентябрь ITF одобрила 20 ТИ. Данных на 2016 год пока нет.
По данным отчета о работе федерации, на рассмотрение одной заявки на ТИ уходит в среднем два с половиной дня. Тем не менее, с января 2016 года ITF перешла на семидневку при рассмотрении запросов на ТИ – люди работают без выходных. Кроме того, федерация гордится тем, что рассматривает запросы намного быстрее назначенного WADA срока в 28 дней. Возможно, на это все же стоит тратить больше времени, чтобы такие случаев, как у Маттек-Сэндс, не было.
С одной стороны, Маттек-Сэндс – это всего одна ошибка ITF. С другой – это единственная известная нам ошибка. Сколько таких было еще, сказать пока невозможно. К тому же это очень серьезная ошибка, за которую кто-то должен ответить.
Дело Варвары Лепченко
Еще один пример недостатков борьбы с допингом в теннисе. В январе на турнире в Брисбене американка Варвара Лепченко сдала положительную допинг-пробу – у нее нашли мельдоний. В марте ее об этом уведомили – одновременно с Марией Шараповой. До апреля она, как это любит ITF, была тайно дисквалифицирована.
Потом WADA начала разбираться, сколько мельдоний выводится из организма, и разослала федерациям свои рекомендации по поводу того, за какую концентрацию нужно дисквалифицировать. Дело Лепченко было пересмотрено, и ITF с WADA пришли к выводу, что она действительно прекратила принимать его примерно 20 декабря, как и говорила с самого начала.
Все это хорошо, но опять же встает куча вопросов. Во-первых, о том, что Лепченко вообще сдала положительную допинг-пробу стало известно не от ITF, а из интервью бывшего физиотерапевта Шараповой. И это очередной пример того, что свои антидопинговые дела ITF ведет тайно (обосновывая это тем, что в ходе допингового дела игрок может доказать свою невиновность, а ярлык допингиста может остаться навсегда). Дело Лепченко стало последней каплей в борьбе за прозрачность этой системы, и с сентября ITF решила публиковать информацию не только о делах, которые завершились тем, что игрок признан нарушившим правила (как это было раньше), а обо всех делах вообще. Уже что-то.
Во-вторых, мельдоний в допинг-пробах Лепченко находили до апреля – в пробе из Брисбена и еще в трех пробах, взятых не на турнирах (1 февраля, 1 марта и 7 апреля). Но результаты аннулировали только из Брисбена.
С одной стороны, это соответствует правилам ITF. С другой – это не отменяет того, что страшный допинг мельдоний помогал Лепченко минимум три первых месяца сезона, за которые она заработала 249 очков (если вычесть 100 за Брисбен, то останется 149 – и это, между прочим, 18 процентов всех выигранных ею в этом году очков). На мельдонии она выиграла и 18 процентов своих призовых в этом году.
Дело Лепченко уже натолкнуло ITF на мысль, что пора бы завязывать с тайнами. Возможно, теперь руководители антидопинговой программы еще и внесут логику в правила об аннулировании результатов.
Дело Рафаэля Надаля
После публикации данных о ТИ Надаля испанец сам сказал важную вещь: он считает, что эта информация на должна была скрываться изначально. С ним можно не согласиться, потому что это будет определенным вмешательством в частную жизнь. Но плюсов у открытости будет куча.
Во-первых, перестанет быть шокирующей мысль о том, что ТИ вообще существуют. Во-вторых, это заставит ITF быть внимательнее – общественный контроль как-никак вещь мощная. И, в-третьих, это сузит пространство для спекуляций. Тайны, как известно, порождают гипотезы, а те иногда превращаются в разной степени причудливости теории заговоров.
В идеале было бы хорошо, если бы с информацией о ТИ публиковалось бы и обоснование. Но это вряд ли случится из-за врачебной тайны.
Ориентация на проигравших
Раньше ITF критиковали за то, что она недостаточно часто проверяет игроков во внесоревновательный период. Федерация прислушалась, и теперь примерно половину проб берет не на турнирах. Кроме того, чаще стали брать не только мочу, но и кровь.
Теперь возникла другая претензия: на турнирах игроки сдают допинг-пробы в основном после поражений – например, это вылилось в то, что в прошлом году Джокович на турнирах сдавал допинг-пробы 4-6 раз. ITF объясняет такую тенденцию тем, что после поражения игрок может на какое-то время выпасть из антидопинговой программы. Кроме того, федерация утверждает, что проверки за пределами соревнований компенсируют то, что на турнирах упор делается на проигравших.
Но тут встает вопрос: что ITF подразумевает под проверками во внесоревновательный период? При изучении отчета федерации о количестве взятых в прошлом году проб может стать интересно, зачем более семи раз вне соревнований тестировали испанца Давида Переса Санса. Посмотрим, чего такого добился этот человек, и узнаем, что в прошлом году он выиграл девять «Фьючерсов» в паре. Та же ситуация и с россиянином Иваном Гаховым, у которого в прошлом году была куча финалов «Фьючерсов» в одиночке и более семи проб вне турниров. На основании этой информации не кажется безумным вывод, что хотя бы некоторые пробы, взятые у финалистов турниров, ITF относит к взятым во внесоревновательный период. В таком случае к официальной статистике стоит подходить особенно осторожно.
Есть и другая проблема. ITF, обладая и так не самыми большими ресурсами (бюджет антидопинговой программы оценивается примерно в 3-4 миллиона долларов), регулярно тратит не все. Плюс, она сосредотачивает свои усилия не на том, чтобы наиболее тщательно контролировать элиту, а на том, чтобы как можно больше расширить пул проверяемых.
С одной стороны, это правильно, потому что перед законом все равны. С другой – руководители программы сами признают, что нельзя проверить всех игроков на всех турнирах. Логичнее было бы сделать упор на самый высокий уровень, но проверять людей так, чтобы к этому не было никаких претензий. Однако даже сами игроки по-прежнему говорят, что их проверяют недостаточно.
Дело Шараповой вскрыло, что топ-игроки принимают очень много разных лекарств (у Шараповой число рекомендованных препаратов иногда доходило до 30). В таких случаях тщательный и постоянный контроль кажется куда более необходимым, чем дисквалификация очередного игрока из девятой сотни рейтинга.
Теннис живет в мире иллюзий
Глава антидопинговой службы ITF Стюарт Миллер (справа)
До сих пор в теннисной общественности есть люди, которые считают, что в теннисе допинг просто не нужен – удары на брейк-пойнтах ведь выполняет не допинг. Подобные вещи в свое время говорил даже глава антидопинговой программы ITF Стюарт Миллер. Конечно, это совершенно абсурдная точка зрения, потому что теннис, как известно, один из самых физически выматывающих видов спорта, где восстановление – это все.
Кроме того, многие чиновники – например, глава ITF Дэвид Хэггерти и бывший президент Франческо Риччи-Битти – регулярно говорят, что в теннисной антидопинговой программе главное не количество проверок, а качество. Что подразумевается под качеством, конечно, никогда не проясняется. А из того, что в теннисе никого не ловят, делается вывод, что теннис чист.
Даже люди из WADA, обсуждая дело Маттек-Сэндс, признали, что теннис немного изолирован от всего остального спорта. Вдобавок к странным решениям это подчеркивается еще и тем, что до последнего времени ITF была активно против вмешательства национальных антидопинговых агентств в тестирование теннисистов. Возможно, потому что они не всегда соглашались бы держать разбирательства в тайне.
Дело Шараповой действительно показало, что перед законом все равны – если тебя поймают, будет дисквалификация. Но сейчас есть ощущение, что если бы Мария не вызвалась сама рассказывать про свои проблемы, то наказание могло быть куда более мягким и куда менее публичным.
Тогда я по свежим следам написал, что Шарапова показывает пример всему российскому спорту в честности и умении признать свои ошибки. Сейчас готов признать свою неправоту. Последние месяцы в очередной раз выявили, что в мире спортивного чиновничества главное – это тайные действия и разные тихие шевеления, к которым стараются не привлекать внимания. Теннис в этом плане выделяется особо.
Фото: Gettyimages.ru/Elsa, Chris Trotman; itftennis.com
