«Приходит некрасивый человек, а уходит красивый – ты как бы созидаешь». Как экс-игрок молодежки стал барбером
Бывший хавбек московского «Спартака», киевского «Арсенала» и молодежной сборной Украины Егор Лугачев рассказал Андрею Федченкову, как стал стричь людей, что для него война на Донбассе и почему штукатурить интереснее, чем следить за футболом.
«Я здесь не для того, чтобы рубить бабло – занимаюсь тем, что мне интересно»
– В начале года вы ушли из «Колоса» и закончили карьеру. Почему?
– Я мало играл, мне это не нравилось, предъявлял претензии к тренеру. Я хотел играть в футбол, не важно было, сколько получать. На тренировках все было хорошо, но в матчах я не выходил. Понимал, что с моей статистикой я не смогу попасть в хороший клуб. А ехать куда-то в первую или вторую лигу на эти 6-8 тысяч гривен, жертвуя родными-близкими, не хочу.
Ну и травмы меня подзамучили. Может, я какой-то травмоопасный – на колене семь операций. Чуть искусственное поле плохое – это сразу сказывается, болеть начинает.
Поэтому принял решение, что хватит мучить себя и других.
– Как вы оказались в барбершопе?
– Когда закончил карьеру, сели с женой и начали думать, чем можно заняться. Везде нужно какое-то образование, а у меня еще с Москвы незаконченный пятый курс инфиза. Всегда об этом как-то не думал – потом-потом. Так и не закончил.
Мне интересны две сферы. Это парикмахерское искусство и все, что с компьютерами связано. Я хотел пойти на IT-курсы, но это займет очень много времени, а хотелось зарабатывать в ближайшее время. Поэтому пошел в школу парикмахерского искусства. Мне понравилось. Друг меня пригласил и устроил сюда – в барбершоп. Стажировался, смотрел, потом отстригал моделей – и начал работать.
Когда здесь немного наладится график, будет время, начну учить что-то новое. Те же IT-курсы. Один из главных инвесторов нашего барбершопа – программист, так что возможности есть. Я не говорю, что это будет основная моя деятельностью, но буду учиться.
– Вы недавно возмутились, когда вас назвали парикмахером, а не барбером. Расскажите, в чем разница.
– Парикмахер – это не так солидно, грубо говоря. Во-вторых, парикмахер стрижет и мужчин, и женщин, а барбер – только мужчин. Многие парикмахеры, мне кажется, могут быть нетрадиционной ориентации, а о том, чтобы барбер был, скажем так, не в ту степь, я не слышал. Барберы стригут, бреют, владеют опасной бритвой. Разница есть.
– Барбер — стильная профессия. Прическа, одежда, татуировки. Пытаетесь соответствовать образу или это ваш обычный стиль?
– Я давно забивал себе руки. Левая уже полностью, правую тоже хочу, но никак не соберусь – не найду время. Да и возможности – сейчас татуировщики берут за сеанс приличные суммы.
– Кажется, все ваши татуировки – на тему религии. Вы верующий человек?
– Да. И я бью те вещи, которые со мной всегда будут по жизни, которые внутри меня. Первую татуировку на эту тему я сделал еще в 16 лет. А вот это у меня черный ангел, который охраняет мою черную сторону, держит ее в избе.
– Вы рано ушли из футбола — 27 лет. Как это — настолько резко поменять жизнь?
– Когда заканчивается футбол, начинается совсем другая жизнь. Намного разнообразнее, намного интереснее. А если у тебя есть желание постичь что-то новое, то открываются новые двери – новые люди, интересы, возможности.
Когда ты в футболе, ты находишься в каких-то рамках. Ты знаешь, что ты футболист и это твоя профессия, другое тебя мало интересует. А когда проходят годы, начинаешь понимать, что тебе нужно что-то еще – начинаешь чем-то увлекаться, читать книги, постигать что-то новое, думаешь о каком-то бизнесе.
В принципе, работать барбером можно, и занимаясь футболом, но никак до этого руки не доходили. Когда ты футболист, тебе постоянно впадлу – нет времени, устал, еще что-то.
– К вам приходят стричься знакомые футболисты?
– Да, приезжают друзья из того же «Колоса», «Динамо», бывшие одноклубники. У меня был Андрей Хомин, с которым мы играли в «Арсенале», Зураб Очигава заходил, мой друг.
– Что говорят?
– Они меня поддерживают. Скажу честно, здесь можно заработать больше, чем ребята получают в первой-второй лигах. Ну, не сразу, со временем, если хорошо пойдет. Хотя суть не в деньгах. Я здесь не для того, чтобы рубить бабло. Я занимаюсь тем, что мне интересно.
Здесь приятный коллектив, много знакомств – как плохих, так и полезных. Например, вчера стриг человека, а он в налоговой полиции работает. Говорит – если что, обращайся. Уже мой постоянный клиент.
Постоянных клиентов пока не так много, барбершоп открылся лишь в феврале. Сейчас планируем открывать еще один-два салона и, возможно, школу барберов. Уже говорят про карьерный рост. Но мне пока это трудно представить.
– В чем кайф этой работы?
– Приходит некрасивый человек, а уходит красивый. Ты как бы созидаешь. Это приносит моментальную отдачу и удовлетворение.
– Многие болельщики, прочитав новость о вашей новой профессии, отреагировали с жалостью — мол, бедный парень, не получилось в футболе, вынужден парикмахером работать. У вас нет комплекса по этому поводу?
– Да, я читал. Но я всегда говорю: черный пиар – это лучше, чем когда о тебе пишут только хорошее и красивое. Я вообще не переживаю. Даже если так, это лучше, чем сидеть где-то и пить, гулять или еще что-то в этом роде. Обычно ведь как – карьера заканчивается, а денег нет. Есть люди, которые играли в высшей лиге, а сейчас им не на что заправить машину. Вроде бы и машина хорошая, а заправить нечем.
«В футболе нужно обманывать людей – не хочу этим заниматься»
– Когда читаешь ваши давние интервью, еще во времена «Спартака», кажется, что футбол для вас – не больше, чем работа. Правда?
– Нет, футбол – это реально образ жизни. Ты живешь им. Это, в принципе, кайф. Когда ты выходишь на поле, забиваешь, болельщики… Это ни с чем несравнимое ощущение.
– Самое яркое воспоминание в карьере?
– Когда тебя ставят в состав против «Динамо» Киев. Мне это очень сильно запомнилось. Помню, как сидел в раздевалке и думал. Я тогда в составе «Арсенала» играл против Шевченко. Хотя чувствовалось, что он уже постарел.
– А самое плохое?
– В жизни футболиста самое страшное – это сборы. Это очень тяжело. Особенно, если ты в отпуске ничего не делаешь. Это адский физический труд. Я вот ребятам на работе говорю: «Даю свою челюсть, что никто из вам не протянул бы на сборах даже неделю». Когда люди возмущаются, за что футболисты такие деньги получают, мне всегда хочется пригласить человека на тренировку – просто побегать рядом со мной. Простой человек таких нагрузок не выдержит.
– У какого тренера были самые тяжелые сборы?
– У Кварцяного, еще когда я маленький был. А самое тяжелое, что мне приходилось делать, это тест «30-60-90» в «Колосе». Ты на рывке бежишь 30 метров – и обратно рывок, затем 60 – и снова обратно, а потом и 90 так же. Нужно вложиться в минуту. Пауза то ли 30 секунд, то ли минута, и опять. Нужно сделать восемь таких подходов. Это была самая жесть, которую я испытывал в своей карьере.
– В «Спартаке» вы работали с Черчесовым, который сейчас возглавил сборную. Чем он вам запомнился?
– А он сборную возглавил? Поздравляю тогда. У него очень классное качество – он напихает, но через пять минут это уже забывает. Многие тренеры еще неделю об этом рассказывают.
– В какой момент вы поняли – что-то в карьере пошло не так?
– Когда я забил на футбол и занимался непонятно чем. Из-за этого все и получилось. Все беды от нас самих. Даже в «Арсенале» еще поначалу было все хорошо, но потом я начал чудить. А футбол такого не прощает.
– После «Спартака» и «Арсенала» вы начали играть в клубах низших дивизионов – «Полтава», потом «Горняк-Спорт». Не было культурного шока?
– Было тяжело. Во всем – в моральном плане, в плане условий. Жили в трехэтажном домике возле какого-то завода. Не хочу обидеть полтавчан, но это ужас, а не город. Я родом из Сум, и для меня этот город в миллион раз красивее и приятнее. Мне очень в Полтаве не понравилось.
– Во сколько раз в Полтаве была зарплата меньше, чем в «Арсенале»?
– В 15.
– А из-за чего у вас случился конфликт с президентом «Полтавы»?
– Финансовая сторона. Они дали мне подъемные, а потом сказали вернуть – 5 тысяч долларов, сейчас это вообще сумасшедшие деньги.
В контракте было написано 400 гривен зарплаты, остальное платили на честном слове – все по-мужски, по-чесноку. В итоге все оказалось совсем не по-чесноку.
– Вас называли украинским Бекхэмом, в России – вторым Титовым. Сожалеете, что не получилось в футболе?
– Нет. А чего сожалеть? Все так, как должно быть.
Я пережил очень много ярких моментов в жизни. Самые яркие – это рождение моего сына, которому уже 6,5 лет, и моя свадьба.
– Какие планы на будущее?
– Развиваться здесь, работать, совершенствовать свой английский, совершенствовать себя. Много желаний, много идей. Сейчас вот делаю наручные браслеты. Сделал недавно ремонт дома. Бросил вызов самому себе – никогда этого не делал, но все получилось. Штукатурка, покраска, пол, потолок, стены выложил кирпичом.
– Прям все своими руками?
– Да. Пять дней ада – и в доме красота. Там осталось чуть доделать. Но это больше как проверка самого себя. Поштукатурить – это же реально непросто. Сделал, а потом смотришь, что где-то можно было и получше сделать. Но зато следующая комната будет сделана идеально. В этом плане меня Бог наградил тем, что быстро учусь.
– За футболом следите?
– Не-а. Иногда разве что. Времени нет на это. Стараюсь его максимально заполнять чем-то полезным.
– И возвращаться в футбол не хотите? Тренером, менеджером, агентом или на телевидение, например?
– Может быть, на телевидении посидеть-поумничать – да. Для этого много ума не надо, достаточно играть в футбол и понимать, что это вообще такое в принципе. А если у тебя еще и мозги в правильную сторону работают, это совсем несложно. Но на передачи пытаются взять каких-то людей а-ля знаменитых, а они иногда не могут три слова связать.
А сам футбол – нет. Тупо не хочу. Там нужно обманывать людей, я не хочу этим заниматься. В футболе очень много подводных камней. Откаты, договорные матчи, любимчики, деньги, отношение... Мне с этим не приходилось сталкиваться, но это существует.
«В Крыму первый год-полтора была вообще жесть. Заходишь в супермаркет – там нихрена нет»
– Играя в России, вы говорили, что даже если возьмете российский паспорт, точно не будете петь гимн России. Что это значит?
– Я считаю, что родина одна, как бы там ни было. Можно иметь и гражданство, и паспорт, можно играть за разные клубы, но сердце всегда будет принадлежать тому, что самое родное. Мне нравится русский гимн, даже когда стоишь и слушаешь, это очень круто, даже мурашки по коже бегут. Но если я не буду петь, это не значит, что я не уважаю гимн, страну или россиян. Просто это личное. Есть вообще люди, которые как будто слов не знают, не поют.
– Как человек, поживший в России, как вы относитесь к тому, что происходит на востоке Украины?
– Это политическая фигня. Тупо отмывание денег. Никому это не нужно, только определенным людям.
– Кому же?
– В такие времена бедные богатеют, бедные беднеют.
Я верю, что настанет день, когда люди моего поколения попадут туда, во власть. Но это должны быть не жлобы с периферии, у которых ничего не было, и они пришли, чтобы рвать и набивать себе карманы. Это должны быть люди с моральными устоями, у них должны быть обычные бабушки и дедушки, которые страдали так же, как страдают сейчас старики. Им это все должно будет настолько надоесть, что им будет посрать, сколько денег им предложат. Они просто возьмут и все нахрен там вырубят.
Понимаешь, можно воровать, но воровать тоже в меру надо. Мне хочется, чтобы в этой стране, где правят идиоты-политики, что-то наладилось. Дико слушать, когда в Америке разносчик пиццы за час или за день получает больше, чем мы за месяц.
– То есть, проблему нужно искать внутри, а не в России?
– Естественно. Все это понты. Я искренне надеюсь, что вся эта хрень закончится наконец-то. В принципе, она уже могла бы закончиться, если бы это было выгодно кому-то.
– С друзьями из России не спорите на эти темы?
– Это все дебилизм, какое-то фанатичное отношение. Вот все говорят о патриотизме. Я вообще не понимаю, что такое патриотизм. Раз ты патриот, значит, должен ходить и кричать, что моя страна самая крутая? Люби свою страну тихонько – зачем кому-то что-то доказывать? Это очень присуще русским – «вот мы, вот мы...». Ну, хорошо, кто-то говорит, что вы плохие?
– А как же аннексия Крыма?
– Мой тесть живет в Крыму. Там все совсем несладко. Первый год-полтора была вообще жесть. Заходишь в супермаркет – там нихрена нет. Продаются какие-то козинаки русские, которые жевать можно три дня. Я просто обалдел, когда мы туда поехали.
Что я думаю? Ну, это же крымчане выбрали – большинство, старики. Им дали 50 долларов, они и проголосовали. Чего тогда жаловаться? Просто страдают нормальные люди, которые адекватно смотрят на вещи.
Фото: Tribuna.com/Павел Гаркавенко
