«Гарнетт обиделся бы на свою бабулю, уйди она в другую команду». Рэй Аллен мочит бывших партнеров
Самое интересное из книги Аллена.
Самое интересное из книги Аллена.
Слезы после драфта
Перед драфтом мне запомнились два просмотра – «Торонто» и «Милуоки».
В «Торонто» я встретился с легендарным защитником «Пистонс» Айзейей Томасом, генеральным менеджером клуба.
«Я хочу, чтобы ты пробежал отсюда вот туда», – сказал он мне и показал расстояние в 30 метров. Как скажете, мистер Томас.
Как только я добежал, я стал ждать других указаний.
«Все, больше ничего не надо, – сказал он мне. – Я понял, на что ты способен».
В «Милуоки» генеральный менеджер Майк Данливи попросил меня сыграть один на один с Крисом Робинсоном, защитником из Западного Кентукки, которого «Бакс» хотели взять во втором раунде.
Без проблем. Игра один на один вряд ли помогает оценить ценность в командном споте, но я подумал, что Данливи хочет узнать обо мне что-то, что нельзя понять в других упражнениях. Крис спешил на самолет, но мы немного зарубились.
Как только он уехал, я подумал, что Данливи предложит мне более стандартные упражнения.
Угадайте, что было дальше.
«Давай сыграем один на один – я и ты».
Я и ты? Он с ума сошел? Майк Данливи был приличным игроком в свое время, но его время давно ушло, ему тогда исполнилось 42. Что ему могла дать игра против человека в два раза моложе, я не знаю.
Но я не мог отказаться, так?
И нет, я не помню счет, если даже мы вели счет.
…
В итоге под пятым номером меня взяла «Миннесота».
Я тут же попал к Крэйгу Сэйгеру, а затем к какому-то репортеру из Миннесоты.
«Миннесота – отличный город, – сказал я, имея в виду Миннеаполис. – У них отличный клуб»…
Тут меня прервал кто-то из лиги.
«Извините, но нужно прекратить интервью».
Меня обменяли в «Бакс» на Стефона Марбэри.
Моя профессиональная карьера длилась 30 минут, и я уже чувствовал себя ужасно. Еще хуже было то, что меня начали освистывать те болельщики «Бакс», которые приехали в Bradley Center. Они хорошо знали Стефона и ничего не знали о конференции Биг-Ист, где выступал я.
Как только я вернулся в гостиницу, то разрыдался. Моя семья не могла понять, в чем дело.
– Разве ты не хочешь отпраздновать?
Праздновать что? Что меня обменяли? Что меня освистали? Это главный день в моей жизни, но я не помню, чтобы чувствовал себя хуже.
Самый памятный данк – через отца
Мой отец Уолтер Аллен работал авиатехником в ВВС США. На работе его уважали, и те люди, которыми он руководил, многому у него научились. Но, каким бы он ни был способным, далеко продвинуться он не мог. Я пообещал себе: чем бы я ни занимался в будущем, я буду впахивать изо всех сил. Но безотносительно того, что я думал о нем, он оставался моим отцом, и я его любил.
Мать, с другой стороны, не разделяла моего понимания и как-то раз она заплатила за это. Они ругались, и он применил к ней физическую силу. Я попытался встать между ними, но он меня тоже отшвырнул. Мне было 13 лет. Никаких шансов у меня не было.
Почему мать оставалась с ним? Они расставались несколько раз на время. Мне кажется, что наше удручающее финансовое положение было главной причиной, по которой она старалась сохранять брак. Чем бы он ни занимался вечерами, но он приносил зарплату, и учитывая, сколько у нас было ртов, это очень помогало.
…
Мои родители играли за полупрофессиональные команды в городах, где с баскетболом был полный порядок. Отец мог кидать отовсюду левой или правой рукой, а мать на баскетбольной площадке все называли «грузовик». Она походила на бульдозер, сносящий всех на своей пути, и не стеснялась применять локти…
Пока люди за них болели, мое внимание было сосредоточено на другом – я лазил под трибуной и подбирал мелочь, которая выпадала из карманов. Вы бы удивились, сколько мне удалось тогда собирать.
В шесть лет я впервые оказался на площадке с мячом. Вокруг никого не было, и я совершил пару бросков. А потом решил бросать по три раза из-под кольца с каждой стороны. Ничего сложного, родители делали это с легкостью.
Вот только у меня ничего не вышло.
Я поступил так же, как делал обычно, когда что-то шло не по моему сценарию – разрыдался. Я не мог понять, почему не мог забивать все. Я и не подумал о том, что кольца висят на высоте трех метров, а во мне не было и полутора. В следующие два года я не брал мяч в руки.
…
В субботу и воскресенье отец играл в товарищеском турнире на базе ВВС. Ну, вернее, он так только назывался товарищеским – мужики рубились всерьез. Они приходили туда в 9.30, иногда раньше, чтобы записаться для участия в матчах пять на пять, которые начинались в 10.00. Придите позже, и вам придется долго ждать или вы вообще можете не выйти на площадку.
Мой отец не мог ждать. Он выезжал из дома ровно в 9, и если я не успевал, то он меня не собирался ждать. Тогда мне приходилось садиться на велосипед или просить друга подвезти меня. Я ни за что не мог пропустить те матчи.
Хотя, по мнению некоторых в зале, я не должен был там находиться. Там играли парни, которым было по 20-30, некоторым – по 40 лет. Мне же было тогда 13. И они беспокоились, что я могу занять место тех, кто там работает.
Отец обычно меня пропихивал. Но как-то раз нас остановили в дверях. Отец сказал, что я играл там уже больше года и играл получше многих. И я был выше их. Но чувак не сдавался, и в итоге отец вышел из себя, устроил сцену, и его наказали за несоблюдение субординации.
Я этим очень гордился.
Отец никогда не показывал чувств ни ко мне, ни к моим братьям и сестрам, никогда не играл с нами. Я не помню, чтобы хоть раз проводил с ним время один на один. Ни разу он мне не сказал «я люблю тебя», и оглядываясь назад, должен признать, что мне хотелось бы, чтобы он так сказал.
Несмотря ни на что, я был уверен, что он нас любит настолько, насколько способен, и тем утром он это продемонстрировал.
…
Один из своих первых данков я запомнил навсегда.
Это произошло в один из тех разов, когда я опоздал и не смог поехать с отцом. Мы с другом пришли позже и записались позже, так что вышло так, что мы играли против отца, который до этого несколько раз победил и чувствовал себя здорово. Не помню, какой тогда был счет, но я убегал в отрыв и тут мне дали мяч. Кто оказался между мной и кольцо? Вы догадываетесь. Я взлетел так высоко, как только мог и… бам!
Все в зале сошли с ума.
«Он поставил через отца! Он поставил через отца!»
Отец так и не ничего по поводу того данка. Ни тогда, ни после, никогда. Так что я так и не знаю, что он тогда почувствовал. У нас были не такие отношения. Он никогда меня не поддерживал и не приободрял. Этим занималась мать.
Расизм везде
В школе нам рассказывали об исторических лидерах Южной Каролины, вот только эти люди никогда бы не стали лидерами ни для меня, ни для других черных парней.
Например, он Джоне Кэлхуне, бывшем сенаторе и вице-президенте в 1800-х… а также рабовладельце! И нет, учителя в школе не рассказывали об этих подробностях из жизни Джона Кэлхуна, я узнал об этом сам, гораздо позже. Я не жаловался никому на это и не говорил об этом с родителями. У них и так хватало проблем.
Учителя не только не стыдились расистского прошлого штата – и настоящего – но и прославляли его.
…
В Южной Каролине ты должен был выбирать, с кем ты. Тебе могло сойти с рук, что ты общаешься с белыми в твоем доме или на остановке, но там, где тебя видят с другими детьми, ты обязан был выбирать сторону. Нигде это не было так очевидно, как в столовой во время обеда. Белые сидели с белыми, черные – с черными. Как будто это было не 1988-й, а 1958-й.
В первый день в школе ко мне подошел белый парень и сказал «Бо». Я сделал вид, что не заметил это и пошел дальше.
Затем это повторялось с другими. Какое-то время я предпочитал думать и даже убедил себя в том, что это знак признания, что-то вроде приветствия.
Наивно с моей стороны. Потом я выяснил, что «бо» – это слэнговый вариант «боя». На мой взгляд, это также уничижительно, как и слово на «н», ведь так обращались рабовладельцы к рабам. Я рассказал об этом отцу, и он заметил, что к нему на базе тоже так обращается один человек. Стало немного полегче.
…
«Несколько лет назад я играл в гольф на поле в Коннектикуте, где бывал много раз. Тут ко мне подошел парень, которого я знал, и сказал: «Как тебе играть в игру белых?»
Меня это не шокировало. Как меня и не шокирует то, что люди захлопывают двери машин, когда видят идущего по улице черного. Такое со мной случалось столько раз, что я и не вспомню.
Меня не шокируют и те моменты, когда люди говорят мне, что им кажется комплиментом: «Ты так хорошо говоришь» или «У тебя такой большой словарный запас».
В таких моментах я стараюсь не злиться.
«Если бы я был белым, вы бы мне такое сказали?»
Обычно никто не отвечает. Но по взгляду я понимаю, что я заставил их задуматься.
Айверсон и огнетушитель
Летом 95-го я играл за американскую сборную на универсиаде в Японии. Команда была что надо: Тим Данкан, Отелла Харрингтон, Чаки Эткинс и Остин Крошир. Ах, и еще Аллен Айверсон из Джорджтауна.
Все шло нормально до того момента, когда мы взяли золотую медаль.
После этого мы все хотели ее как следует отпраздновать. Больше всех – Айверсон.
«Мы стартуем утром, – сказал нам Эй Ай, – Так что не засните, а то вас разыграют. Я вас предупредил».
Догадайтесь, кто заснул, едва мы добрались до общежития?
Я предложил измазать ему руки и лицо арахисовой пастой и шампунем. От желающих не было отбоя.
Айверсон все испортил – он проснулся до того, как мы закончили, и захотел нам отомстить. Ему удалось это по отношению ко всем, кроме меня. Когда дошло до меня, мы долго с ним боролись на полу и лупили друг друга. Верите или нет, но он пытался причинить мне боль.
Прежде чем я смог это осознать, он схватил огнетушитель и метнул его в меня. Я вовремя уклонился. Мухаммед Али гордился бы мной.
«Я все равно до тебя доберусь», – пообещал Айверсон.
«Чувак, мы просто пошутили».
Не думаю, что до него дошло. Мы с ним немало повоевали – на площадке.
Убийство в серии с «Филадельфией»
В шестом матче серии с «Филадельфией» Аллен Айверсон столкнулся со Скоттом Уильямсом – он проходил под щит, а тот встретил его локтем в подбородок.
Айверсон упал на паркет. Жесткий фол, без сомнений, но это не грязный момент. Скотт пытался держать руку на бедре, но из-за того, что Айверсон шел так низко к паркету, он попал ему в лицо.
Так держать, Скотт, решили мы. Так держать с мелким – он не может думать, что будет лезть в «краску» и это сойдет ему с рук. Кроме того, арбитры ничего необычного не заметили – Скотт остался в игре и набрал 12 очков. Он был одним из тех парней, которые, всякий раз совершая бросок, заставляют тебя кричать: «Нет, нет, нет, нет… отличный бросок!»
Лига посмотрела на это иначе и переквалифицировала нарушение в «неспортивный фол 2-й степени» и дисквалифицировала Скотта на 7-й матч из-за того, что у него было слишком много нарушений в плей-офф. Он получал неспортивные в сериях с «Орландо» и «Шарлотт».
Когда мы об этом узнали, мы были в ярости. НБА влияла на исход серии. Тогда я высказал то, что думал, и мне за это много критиковали, но я по сей день уверен в этом: лига отстранила Скотта, потому что хотела, чтобы мы проиграли.
Или лучше так: лига хотела, чтобы «Сиксерс» победили.
Я не верю в конспирологические теории, но в той серии «Филадельфия» совершила на 66 штрафных больше, чем мы, почти по 10 за матч, и получила на 9 технических меньше.
Что тут еще сказать?
Подготовка к главному броску в баскетболе
Еще когда я играл за «Милуоки», я придумал такое упражнение: я стоял на коленях, подпрыгивал, принимал мяч и немедленно бросал. Или начинал, лежа на спине или на животе, а затем проделывал то же самое. Смысл здесь в том, чтобы развить мышечную память и совершить хороший бросок даже тогда, когда вокруг царит неразбериха.
Война с Джорджем Карлом
На встрече с владельцем «Милуоки» сенатором Колем я сказал, что тренер Карл – тот, кто нам нужен, если мы собираемся стать элитной командой. Он ничего не ответил, но мне показалось, что имя Джорджа уже всплывало.
Вскоре Карл был назначен тренером «Бакс»…
Мы начали сезон-2000/01 с показателями 3-9. Джордж был вне себя. Он жаловался прессе, что мы испорченные уроды и инфантильные миллионеры.
Сэм Кэсселл был уверен, что мы не так плохи, как говорят наши результаты. Нам просто не повезло играть с куражными командами в неудобное время.
«Расслабься, б**, – сказал он Карлу. – Ты паникуешь. А сезон только начался».
Джордж решил, что он испугал нас своими интервью. Но это не так. Он нас разозлил. И никогда не стоит доводить до того, чтобы игроки злились на тренера. Как только ты вступаешь на этот путь, нет никаких гарантий, что все уладится.
…
Он продолжил выступать и дальше. И даже умудрился припечатать меня в хвалебной статье Sports Illustrated в феврале 2001-го. Я глазам поверить не мог – этот парень вообще на моей стороне?
«Я называю его куклой Барби, потому что он хочет быть красивым, – сказал Джордж. – Он отличный игрок, но очень думает о стиле, о хайлайтах, о том, чтобы круто выглядеть. Баскетбол – это не про то, как ты выглядишь. Это жесткая игра на победу, нужно быть злым, нужно быть убийцей, а Рэй – не убийца».
Джордж, как выяснилось, считал, что я должен больше расстроиться из-за двух последних матчей. В них парни, против которых я защищался, набрали много очков. Во-первых, эти парни были отличными игроками, они против многих выдавали большие матчи. Во-вторых, как профессионал, я, конечно, самолюбив и расстроился тогда, но я не показываю эти эмоции.
Он привязался ко мне из-за того, что я улыбался.
«Два парня привезли твоей заднице 84 очка, – сказал Джордж. – И я думаю: «Где же этот неуступчивый разъяренный спортсмен?» Смотрю на Рэя, а он сидит и улыбается. Это мне обо всем сказало».
Я не понимаю, что плохого в том, чтобы играть в баскетбол с улыбкой. Не думаю, что это сильно повредило Мэджику Джонсону. Кроме того, если ты вкалываешь на тренировках, то какая разница, играешь ли ты с яростью или нет? Ярость не поможет тебе поставить добротный заслон или отдать точный пас, или вытеснить своего оппонента из-под щита. Наоборот ярость выбивает тебя из ритма.
Замечание о том, что я хочу выглядеть «круто», тоже не показалось мне уместным. Каждый раз, когда я выбрасывал мяч и попадал от щита, все говорили: «Это смотрится так изящно».
Это так смотрится, потому что в таком движении нет агрессии. И она не нужна. Никогда не понимал, зачем тратить больше энергии, чем нужно. Пусть другие выкладываются. В четвертой четверти ты будешь более свежим.
Карл очень жестко распекал меня перед партнерами. Но здесь, по крайней мере, я знал, чего ждать.
«Иногда я буду набрасываться на тебя, – предупреждал он меня. – Чтобы показать пример остальным. Чтобы они увидели, что у меня нет любимчиков. Тебе придется с этим смириться».
Еще один предупреждающий сигнал я получил, когда летом 2001-го позвонил Терри Стоттсу, одному из помощников Карла, и пригласил его поиграть в гольф. Мы часто играли с ним до этого.
«Джордж сказал, что я не могу играть с тобой в гольф».
Что? Какое отношение игра в гольф с Терри имеет к будущему «Милуоки»?
В конце сезона Стоттса уволили. Мы все посчитали, что Карл убирает его из-за того, что в случае его отставки именно Стоттс принял бы команды.
…
Все начало разваливаться в сезоне-2001/02, когда мы подписали Энтони Мэйсона.
Он оказался проблемой. Вместо того чтобы искать способы влиться в команду, он ждал, что все начнут подстраиваться под него.
Энтони требовал мяч в каждом владении. И когда он его не получал, он безостановочно ныл и не обращал внимания на то, как на это смотрят. Очень часто, когда я выбрасывал трехочковый в быстрой атаке, он опускал руки и бежал обратно с таким выражением лица, будто я кинул мяч в озеро Мичиган. Мы играли в быстрый баскетбол – бежали и бросали при первой же возможности. Но с ним все изменилось: он держал мяч в «посте» целую вечность, и вместо того чтобы бросать за 16-18 секунд до конца владения, мы начали бросать за 3-4 секунды. Он полностью выбил из ритма наше нападение.
В тайм-аутах было еще хуже. Джордж давал указания, а Энтони садился в стороне и смотрел в зал. Он не слушал ни слова из того, что говорил ему Джордж. Я никогда не встречал никого подобного, даже в школе. Он не просто не уважал тренера, он не уважал ни игру, ни партнеров. Иногда, когда Сэм шел за мячом, чтобы ввести его в игру после атаки соперника (что составляло его обязанности, как разыгрывающего), Энтони бросался туда и пытался опередить его. Забрать у него мяч не представлялось возможным.
Можно было предположить, что Джордж, который хотел все контролировать, сделает что-нибудь, чтобы повлиять на Энтони. Ох, он пытался какое-то время, но Энтони огрызался на него: «Ты, жирный козел, завали хлебало».
Обычно, когда игрок не уважает тренера, его сажают на скамейку, а если и это на него не действует, то его штрафуют. Последнее средство – отчислить человека, и не важно, сколько он получает и как сильно это отразится на ростере.
Джордж не сделал ничего. Он боялся Энтони. Он позволял ему вести себя как угодно.
Тогда я пошел к нашему генеральному менеджеру Эрни Грюнфельду и попросил решить вопрос. Он послал запросы в несколько клубов, но никто не хотел связываться с Энтони.
«Ты должен принять, что он останется здесь до конца года»…
С нами оставался и Джордж, который не боялся противоречивых высказываний. Он давал интервью Esquire и его спросили о тренере «Орландо» Доке Риверсе. Простой вопрос – скажи пару добрых слов, и все.
Но для Джорджа не было ничего простого. Он дал понять, что Риверс, который получил работу, будучи экспертом на телевидении, должен был его заслужить и попробовать себя сначала в качестве помощника. Он сказал, что его назначили лишь потому, что лиге «нужны были молодые афроамериканские тренеры».
То, что сказал Джордж – это чистый расизм, и обойти это нельзя. Что бы он сказал по поводу Берда? Тот тоже не работал помощником до того, как его назначили в «Индиану»…
Мы с партнерами ничего не сказали Карлу, как мы ничего не сказали и Энтони. Мы разговаривали с журналистами, хотя нужно было поговорить с ними.
Поражения накапливались. И несмотря на это, к последнему матчу у нас оставались шансы попасть в плей-офф, обыграй мы «Детройт». А там кто знает, у нас хватало талантливых игроков, чтобы всех удивить.
Некоторые готовились выложиться – Дарвин Хэм пришел тогда в раздевалку в армейской форме.
Некоторые, включая меня, на все забили. Я не хотел выходить в плей-офф. Хотя это звучит ужасно, дайте объяснить. Выход в плей-офф привел бы к тому, что все произошедшее в том сезоне посчитали бы нормальным. Но ничего нормального тогда не происходило. Это было постыдно, и уверен, что те же внутренние проблемы вновь навредили бы нам. Я не хотел быть частью этого».
…
Что бы я ни делал, Карл находил способ выставить меня не в лучшем свете. В 2000-м я был вместе с несколькими представителями Nike у них на фабрике в Портленде и смотрел последние модели кроссовок. И тут мы столкнулись с ним.
– Как дела, Джордж?
Никакого приветствия не последовало.
– Вы зачем тусуетесь с этим парнем? Видели бы вы, какой нелепый момент он выдал вчера.
Джордж ушел и не сказал больше ни слова.
В предыдущем матче против «Клипперс» я набрал 35 очков (14 из 19 с игры) и мы победили, но об этом он не стал упоминать. Вместо этого он хотел меня принизить при всех.
Он никогда не выражал никаких эмоций, когда мы уходили в отрыв и другая команда брала тайм-аут. Другие тренеры хлопали игрокам или поднимали кулаки над головой. Но не он. Вся арена сходила с ума, а он стоял с таким видом, будто мы проигрываем, а не ведем 20 очков.
…
Джордж как-то сказал мне: «Иногда, Рэй, ты должен быть просто тупым баскетболистом».
Перевод: делай то, что я тебе говорю, и перестань задавать вопросы.
Я не понимал, почему он так считает.
Годы спустя я услышал от игроков Денвера, что он сказал Кармело Энтони: «Кармело, ты тупой баскетболист». Я знаю Кармело, и эта оценка ему совершенно не подходит.
Понятия не имею, почему Карл меня так невзлюбил.
Возможно, он завидовал моим отношениям с сенатором. Возможно, чувствовал, что у меня больше власти, чем у него. Другая теория – он не любил звезд. Кроме Гэри Пэйтона.
У него не складывались отношения с заметными игроками. Я помню, что Джордж жаловался мне на своего партнера по «Сперс» 70-х Джорджа Гервина.
Гервин, один из самых талантливых забивал в истории игры, бросал даже тогда, когда на него бежали двое, а Карл был открыт. И на то были причины. Он реализовывал 50 процентов бросков за карьеру. Джордж никогда ему этого не простил и, как мне кажется, перенес это отношение на других звезд.
При этом он восхищался другими игроками, например, Марком Поупом, форвардом, который иногда выходил со скамейки. Как и сам Джордж когда-то.
«На тренировках это наш лучший игрок. Вы все, парни, должны походить на Марка».
А мы все удивлялись. Если он так любит Марка, то почему не выпускает его в старте?
...
Я не понимал, насколько серьезной была ситуация, до того, как не поговорил с Сэмом Митчеллом, помощником тренера, который пришел в «Бакс» в 2002-м.
«Не верь этим ублюдкам, – сказал он. – Я был на встрече тренеров с руководством вчера, и они все тебя мочили. Они сидели там и убеждали, что ты – главная проблема». «Проблема? – сказал я им. – Да он каждый день работает над собой».
Если Сэм видел это, то это должны были видеть и другие тренеры. Но почему они не сказали, что Джордж оговаривает меня? Опять же ты либо с ним, либо против него.
…
Мое терпение лопнуло. Я пошел поговорить с сенатором. Если кто и мог разрешить наши проблемы с Джорджем, то это он.
Его совет был прост – поговори с ним. Мой ответ так же был прост – слишком поздно. Каждый раз, когда я пытался это сделать, Джордж пытался убедить меня, что я должен злиться на Сэма, Энтони или Тима, на любого, но не на него.
Сенатор Коль не собирался ничего говорить Джорджу. Большинство владельцев отдают власть тренерам… пока не увольняют их.
Через несколько недель команда была на выезде. Оставалось 30 матчей до конца сезона. Могло случиться все что угодно.
Действительно все что угодно.
Я разминался на арене в Сиэтле перед игрой с «Соникс», когда заметил, что меня снимают. Никогда не видел столько камер на тренировке.
– В чем дело?
– Произошел обмен.
– Кого обменяли?
– Тебя.
Я встал, чтобы разведать обстановку, и тут заметил, как Джордж быстро уходит с площадки в противоположную сторону, как будто пытается сбежать. Весь день он знал, что готовится сделка, но не сказал мне ни слова, ни в автобусе, ни тогда, когда мы прибыли на арену.
Джордж сказал сенатору Колю, что Майкл Редд сможет меня заменить. Сенатор ему поверил.
...
Я не разговаривал с Карлом с тех пор. В день обмена я встречался с Ховардом и поднимался на лифте гостиницы в тот момент, когда Карл ехал вниз. Он постарался сделать вид, что меня не заметил. В тот момент я понял, что он хотел избавиться от меня.
Извинения перед Кобе
Перед сезоном-2004/05 я опять попал в неприятности из-за своих комментариев.
Я был в раздевалке в Портленде, мы должны были проводить выставочный матч против «Блейзерс». И мне спросили о нашем сопернике в предыдущей игре – о «Лейкерс», которые в межсезонье обменяли Шака в «Хит». Я ответил, что понятия не имею, зачем Кобе от него избавился, любой атакующий защитник в лиге мечтал бы играть с доминирующим центровым.
Это еще не все. Я сказал, что через год или два Кобе пожалеет об этом и будет требовать у руководства, чтобы ему купили партнеров получше, или сам потребует обмена, потому что команда недостаточно хороша.
То, что я сказал, не так ужасно, но я не играл за «Лейкерс» и ничего не знал о той ситуации. Давать всему этому оценку – не мое дело. Мое внимание должно было быть сконцентрировано только на той команде, за которую я выступаю. Я бы точно расстроился, если бы игрок из другого клуба лез в наши дела.
Через какое-то время кое-кто позвонил мне перед матчем с «Лейкерс» в Сан-Диего.
«Хотел тебя предупредить, – сказал он. – Только что Кобе сказал «большому», чтобы он тебя срубил сегодня. Хотел тебе это сообщить, потому что ты мне нравишься. Осторожно там».
Был ли я удивлен? Ни в малейшей степени. Я даже не разозлился, хотя мне показалось это трусостью с его стороны. Он мог бы напрямую со мной поговорить об этом, а не посылать кого-то делать грязную работу, мы могли бы забыть об этом. В том матче я не играл – из-за больного голеностопа. Но пресса постаралась создать максимальный скандал вокруг всей этой истории.
В любом случае я сделал ошибку и поклялся ее не повторять.
Через три года, когда я играл в гольф в Лос-Анджелесе, появилась новость, что Кобе требует обмена. Каждый раз, когда я появлялся в клубе, ко мне подходил журналист и просил это прокомментировать. Я отказывался.
В 2011-м на Матче всех звезд я попросил у Кобе прощения. Мне кажется, он это оценил.
Гарнетт знал Аллена с детства, но перестал узнавать
Лучшее в любительских лигах – это возможность поиграть в больших городах и познакомиться с парнями со всего штата, включая и Гринвилл, который находился в 250 километрах от Дэлзелла.
Таким парнем был Кевин Гарнетт.
У нас с Кевином был общий друг, он забирал сначала меня, потом его и вез нас на игру против парней из университета Южная Каролина. Это занимало пару часов, но когда тебе 16 лет и ты ищешь себе соперников старшего возраста, такое приходится делать. Тем летом мы хорошо узнали друг друга.
«Чувак, ты как Джордан, – говорил мне Гарнетт. – Стоит ему забить 30, как ты забиваешь 35».
…
Гарнетт сомневался насчет перехода в «Бостон».
«Чувак, я не знаю, как это будет работать. Мне нужно будет потрудиться и очень сильно прибавить».
В предыдущем сезоне Гарнетт набирал 22,4 очка и 12,8 подборов. Но игроки НБА – не роботы, у них тоже бывают сомнения.
«Делай то же, что всегда, и все будет нормально», – сказал я ему.
…
Я не мог дождаться и понять, насколько хорошо я смогу влиться в команду и найти общий язык с партнерами.
Оказалось, не очень хорошо. Не с Кевином.
Все началось невинно. Я водил мяч рядом с раздевалкой перед первой нашей игрой. Я всегда так делал. И никогда никто не возражал. До того момента.
– И долго ты еще будешь это делать?
– Делать что?
– Стучать тут мячом. Ты что, все время будешь это делать?
– Да, так я готовлюсь к матчам. Мы сейчас будем в баскетбол играть.
Никто из нас не хотел уступать. Так бывает, когда в одной комнате сходятся два альфа-самца, каждый хочет повлиять на другого. Мы привыкли к этому, будучи звездами в других клубах.
– Не, ты не будешь этого больше делать.
– Ты не можешь мне указывать, что мне делать, а что – нет. Ты делаешь то, что тебе нравится. Я – то, что нравится мне.
Могут ли взрослые люди вести себя более по-детски? Никто из парней не сказал ни слова, хотя они все, очевидно, думали: это не очень хорошо. Им было любопытно, кто из нас уступит.
Уступил я. Я понял, что надо жертвовать ради команды, хотя весь сезон представлялся непростым.
Впредь я старался придерживаться своей техники подготовки к матчам так, чтобы уважать пространство остальных. До начала игры я концентрировался на том, что делаю. Мы стояли в кружке, получали инструкции от Дока, и как только поднимали руки и кричали «Селтикс», Кевин начинал отталкивать всех вокруг, как будто мы стояли слишком близко. Он хотел сказать простую вещь: Все с дороги! Это мое пространство!
И упаси господи, если кто-то из соперников считал иначе.
Помню, мы играли с «Чикаго» в сезоне-07/08. Кевин положил один из своих классических бросков со средней, и новичок Жоаким Ноа сказал ему: «Эй, большой парень, это отличный маневр. Ты должен научить меня ему».
Ничего такого здесь не было. Игроки, особенно новые в лиге, всегда надеются получить советы от старших, как быстрее адаптироваться. Ноа хотел научиться у Кевина. Но только Кевин не хотел его ничему учить – ну кроме того, чтобы тот больше с ним никогда в жизни не разговаривал.
– Отъ**ись, чучело.
Типичный КейДжи. Если ты в его команде, он умрет за тебя. Если против, ты не существуешь.
…
Много было сказано после того, как КейДжи отказался узнавать меня на старте следующего сезона, когда я перешел в «Хит». Остальные на скамейки пожали мне руку и пожелали удачи. Док меня обнял. КейДжи вел себя так, будто меня не существует.
Было ли мне обидно? А как же иначе?
Был ли я удивлен? Абсолютно нет.
КейДжи бы проигнорировал даже свою бабулю, если бы она подписалась с другой командой. Наверное, прошло слишком мало времени, эмоции еще были свежи. Надеюсь, что когда-нибудь мы сможем поговорить.
Я никогда не забуду, что он сказал мне во время моего первого сезона в лиге, его второго. Наши команды играли в предсезонке:
«Ты можешь в это поверить? Посмотри, где мы».
Пол Пирс брал выходные
У нас с Полом меньше общего, чем у нас с КейДжи, особенно в том, что касается подхода к игре.
Пол фокусировался на противостояниях с Леброном, с Дюрэнтом, с другими топовыми игроками, но не в те моменты, когда против него играл кто-то не из элиты.
«Я сегодня беру выходной», – говорил он.
Естественно, он шутил, но сам факт того, что он этого говорил, меня напрягал. Ты никогда не знаешь, когда недооценка может дорого тебе обойтись. Мы боролись за преимущество своей площадки, и каждая игра имела значение.
Однажды он пытался настроить и меня соответствующе.
«Эй, Рэй, сегодня у тебя выходной», – сказал он, когда заметил, что парень, против которого я защищаюсь, не особенно примечателен.
«Никогда».
Война с Рондо
Разыгрывающим нашим был Рэджон Рондо, и я сошелся с ним очень близко. Он стал для меня как младший брат, и мы часами говорили о контрактах и других сторонах бизнеса. Я был его ментором, и мне нравилась эта роль. Я понимал, что чем успешнее будет Рондо, тем лучше мы будем как команда.
Он не очень здорово бросал, но это не мешало ему оказывать огромное влияние на игру. Рондо уникален тем, что мог найти открытого игрока или ворваться в «краску» и выцепить подбор у парней на голову выше.
Рондо был уверен в себе, это точно. Наверное, чересчур уверен. Я специально изучал его предварительно – я считаю очень полезным узнавать все что возможно о новых партнерах – и нашел интервью, в котором его спросили, воодушевлен ли он по поводу того, что ему предстоит выступать в одной команде с Полом, КейДжи и со мной. Ответ Родно был примечательным: им придется привыкнуть к тому, что они играют со мной.
…
2009-м мне сообщили, что нас двоих могут обменять в «Финикс». Тогда я позвонил ему и сказал, что слухи об обмене начались из-за того, что у Рондо плохие отношения с Дэнни Эйнджем.
«Ты должен встретиться с Дэнни и уладить все проблемы».
Я не знаю, говорил ли он с Эйнджем, но в итоге сделка, естественно, не состоялась. Позже Рондо вспомнил об этом перед тренировкой. Он вспоминал много странных вещей.
«Я дотащил вас до титула в 2008-м», – сказал Рондо.
Вся команда, как в унисон, ответила: «Ты что сделал?»
«У каждого из вас претензии ко мне».
«Ни у кого из нас нет к тебе претензий», – сказал я.
«У тебя тоже. Ты сказал, что я – причина, по которой тебя обменяют».
«Я никогда так не говорил, Рондо. Я тебе рассказывал, что я слышал».
И так далее. Он верил в то, что хотел верить.
Нет никаких сомнений по поводу таланта Рондо. Проблема – его способность быть лидером.
Лидеры вкалывают, каждый день, а не только тогда, когда на них смотрят 15 тысяч. Лидеры не ставят свою статистику выше команды. Были моменты, когда Рондо не забивал из-под кольца, чтобы отдать передачу, он был помешан на передачах.
«Чувак, забей из-под кольца. Не надо набивать статистику», – говорил я ему.
Док заметил, что происходит и пытался найти решение. Как-то, это было в 2010-м или в 2011-м, он попросил КейДжи, Пола и меня прийти к нему.
– Парни, вы должны принять его в свой круг. Вы должны дать ему право голоса.
Мы с КейДжи были не согласны.
– Его нельзя делать лидером. Он обязан заслужить это право.
Те времена, когда я был ментором Рондо, остались в прошлом. В какой-то момент я стал его врагом и оставался до конца моего пребывания в «Бостоне».
Я к этому не стремился. Даже если я с кем-то не ладил, то всегда старался помочь партнеру. Например, у Рондо были проблемы с попаданием с линии. Если бы он поднял процент с 60 до 70, нам бы это очень сильно помогло.
Как-то после тренировки я увидел возможность.
– Давай вместе побросаем.
Рондо не сказал ни слова, но на лице у него было написано: мне не нужна твоя помощь.
Я ушел и больше никогда не предлагал с ним поработать. Я не могу помочь, если человек не хочет. У него была возможность получить совет у одного из лучших по броскам с линии, и он ей не воспользовался. Как такое вообще возможно?
В 2011-м во время серии плей-офф против «Хит» мы увидели ярость Рондо так, как никогда. У нас была тренировка после поражения во втором матче в Майами. Мы летели 0-2, но Док был оптимистичен как никогда.
– Я хочу, чтобы вы посмотрели видео. Мы не так уж далеки от того, где нам нужно быть.
Он начал показывать наши ошибки. Промазанные броски из-под кольца. Защитники, которых не оттеснили на подборе. Размены, которые мы не сделали. На одном видео Рондо не вернулся в защиту.
– Рондо, посмотри на себя.
Рондо не сказал ни слова и перестал смотреть на монитор. Он опустил голову и повернулся к ящикам.
– Бро, посмотри видео, – сказал Док.
– В жопу эту нарезку, – Рондо вскочил и запустил бутылкой воды в монитор. Мы тоже все встали, думая, что он сейчас наброситься на Дока. Он был в ярости.
– Выведите его отсюда, – сказал Док.
Рондо ушел, КейДжи его сопровождал, тренировка закончилась.
КейДжи обычно не терпел всей это хрени, он был помешан на команде и старался вразумить каждого, кто вел себя не так. Если кто-то дурачился на скамейке или в раздевалке, он его воспитывал. Как, например, когда Рондо пришел на разминку в кроссовках с не зашнурованными кроссовками, держа руки в штанах.
– Молодой человек. Вам надо прийти в чувство и избавиться от этого говна.
На этот раз он не сказал Рондо ничего. Даже наоборот.
– Парень, все будет в порядке.
Если даже КейДжи не стал на него влиять, это значило, что у нас проблемы. Потому что Пол точно не желал вмешиваться. «У меня свои заботы», – всегда говорил он.
Док тоже даже не пытался, хотя было несколько моментов, когда казалось, будто он сейчас подерется с Рондо.
Как-то вечером я был в гостинице, и мне позвонил Док.
– Давай поужинаем.
Пришли Док, КейДжи и я. Пола тоже звали, но он не смог.
– Мы не можем выиграть вместе с Рондо. Он совсем не катит. Я говорил с владельцами, и они согласны с тем, что его надо обменять.
КейДжи его не защищал. Он знал, что Рондо нужно уйти.
Но он не ушел.
Обсуждался трейд, в результате которого Рондо перешел бы в «Новый Орлеан» взамен Криса Пола, но в итоге Док решил, что он не может так поступить по отношению к их тренеру Монти Уильямсу. Док был ментором Монти, когда работал с ним в «Орландо».
Так что представьте мою реакцию, когда в сезоне-2011/12 оказалось, что Рондо никуда не денется. И так как мы не могли его обменять, мы начали думать, как с ним сработаться.
Тот сезон был очень тяжелым для меня. Дошло до того, что Рондо перестал давать мне мяч. Я открывался после заслона, а он шел в другую сторону.
– Что случилось с парнем? – спрашивали меня друзья.
Я не хотел порождать слухи и отвечал: «Он видит так ситуацию».
За кулисами я жаловался Доку.
– Да, мы с тренерами это обсуждали. Мы должны что-то придумать.
Он хотел, чтобы я выходил со скамейки и играл вместе с другим защитником Эвери Брэдли.
– Ты будешь чаще получать мяч.
Почему он не может сказать Рондо, чего он от него хочет? Разве это не его работа?
– Поверь мне, – всегда говорил Док. – Знаю, что делаю. Я в НБА уже 25 лет.
– Док, я пробыл в НБА половину и моей жизни, – наконец сказал я ему. – Только потому, что ты это говоришь, не означает, что это единственный путь.
Теперь вы понимаете, почему «Селтикс» могли попытаться избавиться от меня. И в какой-то момент к этому все шло. Прямо перед дедлайном мне позвонил Дэнни Эйндж: «Рэй, тебя обменяли в «Мемфис». На О Джей Мэйо.
Чуть позже он перезвонил – сделку отменили. Я так и не узнал, что случилось.
…
В Индиане Пол и Брэндон Басс, наш стартовый форвард, ругались друг с другом на протяжении всего матча. Я не помню, из-за чего все началось, но только Пол разговаривал с Брэндоном так, словно тот какой-то ребенок, а не взрослый мужчина.
– Говори со мной уважительно, – требовал Басс.
Когда я вошел в раздевалку после матча, они все еще пререкались, и дело шло к драке.
– Парни, как же насчет убунту?
– Уже давно нет никакой убунту, – встрял Рондо.
– О чем ты говоришь?
Затем Рондо на ровном месте опять заговорил обо мне. Хотя я просто сидел и держал пакеты со льдом, стараясь не вмешиваться во все это.
– Какого черта? – я вскочил с места.
– Ты мне завидуешь.
– Завидую тебе? Из-за чего? Хватит чмырить всех в команде и выкладывайся в каждом матче, а не когда тебе нравится.
Мы кричали друг на друга, и Рондо вел себя так, будто он не только разыгрывающий, но и генеральный менеджер.
– Этим летом я выставлю твою задницу отсюда.
– Чувак, я свалю отсюда раньше, чем ты что-нибудь успеешь сказать.
Конца этому не было.
В самолете я сделал последнюю попытку. Мне казалось, что мы с Рондо можем разрешить все как взрослые люди. До плей-офф оставалось три недели, это было необходимо.
– Что заставляет тебя говорить, что я тебе завидую?
– У меня все путем.
– Что ты имеешь в виду «все путем»?
– Мне осталось сыграть с тобой еще 11 матчей. И все.
Не было смысла говорить что-то еще. Что бы там ни было между мной и Рондо, разрешить это не представлялось возможным.
Уход в «Майами»
На последних секундах серии с «Майами» я напомнил парням о том, что нужно поздравить соперников и пожелать им удачи против «Оклахомы». Вы видели это много раз, игроки обнимают оппонентов, как боксеры после схватки.
В этот раз ничего подобного не было.
– В жопу этих козлов, – сказал один парень, и он был не один. – Я не буду пожимать ничью руку.
Я пытался их отговорить, но они ушли с площадки.
Это было ничем не лучше ухода «Пистонс» после проигранной серии «Чикаго» в 91-м.
…
Я хотел остаться в «Бостоне», но они не спешили. Мой агент звонил Эйнджу, и тот просил его подождать, пока команда договорится с остальными.
В итоге мне предложили 12 миллионов на два года, гораздо меньше, чем я заслуживал. Я просил 24 миллиона на три года, делая уступку по сравнению с 10 миллионами, которые я получал до этого.
«Бостон» стоял на своем.
Еще я хотел, чтобы мне дали гарантии относительно моей роли в атаке. В последнее время меня выключали из нападения, и я боялся, что дальше будет только хуже. Вместо того чтобы отдавать мяч мне или Полу на последних секундах четвертей, Рондо начал бесконечно стучать мячом, а затем кидать безумную треху. Наша эффективность в концовках упала, и Дэнни об этом знал.
– Я хотел бы сказать, что ты ошибаешься, но не могу.
Я попросил его найти хоть одну причину считать, что в следующем сезоне будет иначе.
– Я поговорю с Доком. Может, он что-то скажет.
Ответил он быстро.
– Док сказал, что ничего не поменяется. Атака идет через Рондо, ты должен принять это. Если нет, то выбрать другой вариант.
…
Повесив трубку, я написал КейДжи.
«Все идет к тому, что я не вернусь. Дэнни не дает мне денег».
«Да не, все будет в порядке. Они о тебе позаботятся».
«А вот и нет».
Мы с КейДжи могли спорить часами, но это было бессмысленно. Я знал, что знал. «Селтикс» не собирались заботиться обо мне, и я понял, что мое время в «Бостоне» закончилось.
Леброн уважает соперников
Леброн удивил меня не только талантом, но и желанием учиться у других. Он не делал вид, будто знает все. Многие отличные игроки поступают иначе, и это мешает им стать еще лучше.
Хороший пример – броски с линии. У Леброна были проблемы с этим, и он сам первый их признавал.
«Нам с тобой нужно потренировать штрафные. Надо, чтобы ты мне говорил, что я делаю не так». Я был рад, что кому-то понадобилась моя помощь.
«Тебе нужно сфокусироваться с самого начала, чтобы поднять процент максимально высоко». Я старался поставить ему бросок иначе, но стоило ему совершить несколько промахов, как он возвращался к первоначальному варианту – держал мяч с одной стороны тела.
«Не волнуйся, – говорил я. – Ты можешь бросить с идеальной траекторией, с идеальной формой броска и все равно промахнешься. Надо пробовать дальше».
Меня также впечатлило то, что он помнит мельчайшие детали даже тех матчей, в которых он не играл. Он мне описывал те игры, в которых участвовал я и о которых давным-давно забыл: сколько очков я тогда набрал, кто был на паркете, какие комбинации мы разыгрывали.
Но больше всего я восхищался тем, что он отдавал должное остальным.
«Вы, парни, невероятно играли, – говорил он о бостонских командах. – Пол был очень хорош».
Я не мог в это поверить. Я пришел из команды, где, если ты говорил что-то хорошее о сопернике, на тебя смотрели как на размазню. Я всегда ценил то, что делают оппоненты, даже если пострадавшей стороной оказывался я сам.
…
Как только Леброн выбрал «Кэвз», я знал, что не вернусь в «Майами». Вопрос стоял так: последую ли я за ним в «Кливленд»? Он сделал все, чтобы меня убедить, и мне кажется, устал пытаться. Если бы только руководство оценила меня так же высоко, как и он: «Кэвз» не предложили мне вообще ничего.
Как убивали «Майами»
Телу требуется отдых. И вот здесь в «Хит» могли бы подойти к этому вопросу повнимательнее. Они нас загоняли, относились к нам так, словно у нас была самая молодая команда в лиге, хотя мы были одними из самых возрастных.
В Бостоне тренировки длились 40 минут, иногда 45. Разыграй комбинации, побросай и вали из зала. Я мылся, шел домой и ложился спать.
В Майами тренировки продолжались по 2 часа. Я постоянно спрашивал себя: «Ну сколько мы еще тут будем?»
Тренеры проводили упражнение за упражнением, как будто мы отбирались в школьную команду. Затем мы спешили домой, немного отдыхали и возвращались на игру. Телу было тяжело такое вынести. Ничего не имею против тренировок в день матча, они нужны. Но что еще нужнее – это чтобы парни показывали лучшую версию себя, и психологически, и физически, когда раздается свисток.
– Почему ты мне не сказал, что здесь такое происходит? – спросил я одного партнера, которого давно знал.
– Я очень хотел, – ответил он. – Но не мог. Очень хотел, чтобы ты к нам перешел.
После чемпионства
После седьмого матча я лег в районе 5 утра. Но в 8 уже встал и сразу же начал думать обо всех вещах, которые откладывал в течение последних месяцев. Например, о том, чтобы сходить к зубному.
Я сразу же им позвонил и спросил, не смогли бы они найти для меня время сегодня.
«Ты только что выиграл титул чемпиона, – ответила секретарша. – Не следовало бы тебе быть на яхте где-нибудь и праздновать?»
К 9 я сидел в кресле, и мне ставили пломбу.
Конечно, это могло бы подождать еще пару дней, но не таков мой подход ни в жизни, ни в баскетболе.
Фото: REUTERS/Adam Hunger, Joe Giza, Brian Snyder, Jessica Rinaldi, Alex Gallardo, Andrew Innerarity; Gettyimages.ru/Doug Pensinger, Al Bello/Allsport, Donald Miralle, Lisa Blumenfeld, Jonathan Daniel, Jim Rogash, Chip Somodevilla, Mike Ehrmann, Jared Wickerham
