Все новости

«Иван нес полную чушь о цвете травы и грязи». Как Энди Маррей пережил финал «Уимблдона»

8 ноября 2013, 14:30

На днях вышла в свет книга «Энди Маррей: Семьдесят Семь: Моя дорога к Уимблдонской славе» (Andy Murray: Seventy-Seven: My Road to Wimbledon Glory). К этому событию и приурочен перевод отрывка из книги.

Ну не мог я пройти мимо. Извините за некоторые корявости при переводе – нет времени вычитывать. В декабре должнно стать полегче.

В первой части вы познакомитесь с ощущениями Энди Маррея во время последнего гейма финального матча и о том, что было после финала.

–----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

...Я взглянул на свою левую руку. Впервые, насколько я могу припомнить в теннисном матче, она дрожала. Дрожала достаточно сильно. Я был в середине гейма, который мог стать тем геймом, который полностью поменяет мою жизнь.

Я пошел за мячами для подачи. Это было первое «ровно» из четырех в гейме при счете 5:4 в третьем сете финала «Уимблдона». У меня уже было три матч-пойнта, три шанса выиграть мужской одиночный титул, и Новак Джокович, первая ракетка мира и великий чемпион, пока что не дал мне это сделать.

Невозможно предугадать, как ваше тело среагирует в подобных обстоятельствах, но никогда раньше ничего похожего у меня не было. Видимо, это показывало, как много для меня это значит, но такая реакция застала меня врасплох.

За неделю до начала «Уимблдона» у меня как обычно вылезли стоматитные язвы. Они вылезают накануне турнира каждый год и означают, что, как я ни пытаюсь отрешиться от всего того, что это соревнование значит для меня лично и для всей страны, реакцией своего тела я управлять не могу. Стоматит заканчивается, когда соревнования начинаются, но он служит болезненным напоминанием о наступлении этого времени года.

Я продрался через полуфинал против [Ежи] Яновича и знал, что у меня хорошие шансы на победу в финале. Я был в порядке вплоть до последнего получаса перед матчем. Вот тогда-то мной овладели нервы. И все остальные в команде тоже нервничали...

Это было очевидно в часы перед матчем. Тренер по силовой и общефизической подготовке Мэтт Литтл работал с мячами, там когда он перекидывает мячи из стороны на сторону, чтобы мои глаза привыкли, и он раскидывал мячи повсюду. Он не мог кинуть мяч прямо и сильно от этого нервничал. Иван [Лендл] был на тренировочном корте и нес полнейшую чушь – о цвете травы и как грязь на корте похожа на грязь на поле для гольфа, в который он недавно играл. Да что угодно. Дани [Валверду] плохо бил по мячу на разминке. Он наносил много ударов ободом ракетки. Все были в напряжении.

Игроки по-разному реагируют в сверхнапряженных ситуациях. У меня это обычно сказывается в ногах. Возникает тяжесть, как будто ноги опухли, стали больше, и я не могу передвигаться с той скоростью, с которой хотел бы. Но вот мы оказались при равенстве на гейме, на Центральном Корте, в очень теплый день, самый жаркий за несколько месяцев. Я три раза был в одном очке от титула, который я так сильно жаждал, и теперь эта пропасть увеличилась до двух очков. Вот тогда-то и началась трясучка.

Непонятно, как мне удалась хорошая подача, а Новак прекрасно отбил мяч в полной растяжке. Снова у меня появился шанс на форхенде: я пробил по линии, и чуть раньше я выиграл бы очко такой хорошей подачей, но в парочке розыгрышей он прибавил. Если бы я сыграл связку по-другому, я бы уже выиграл этот матч, но Новак угадал правильно. Забежав под форхенд я засадил мяч в трос.

Преимущество – Джокович.

Я смотрел повторы того гейма, и в тот момент камеры сфокусировались на моей маме. Она говорила: «С тобой все нормально», – но на самом деле так не думала. Я просто это знаю. Мне очень тяжело на это смотреть, потому что я знаю свою маму лучше, чем кто-либо другой, и вижу, что она на самом деле думает, как сильно хочет, чтобы у меня все получилось.

Неприятно, когда ты ставишь членов своей семьи в такое положение. Мне совсем не нравилось все это пересматривать, когда я видел, как любимые мной люди так нервничали и так себя накручивали.

В этот момент матча я вообще ни на кого наверху не смотрел. Обычно я часто гляжу на свою команду, но в этих обстоятельствах – со счета 40:15 и до конца матча – я на них не глядел, потому что их лица и то, что они делают, могут влиять на то, что я чувствую. Мне нужно было это сделать самому.

Тяжело точно описать то давление и нервное напряжение, которое я ипытывал в тот момент, потому что я чувствовал, что если бы проиграл очко, то возможность была бы упущена. Я думал, что это, возможно, единственный шанс, который мне когда-либо предоставится, поэтому было невероятно трудно заствить себя не прокручивать в голове еще не сыгранные розыгрыши.

Да, это был всего-навсего теннисный матч, но самый важный матч в моей карьере, матч, ради которого я тренировался с 15-ти лет. Десять лет жизни, упорные тренировки, чтобы прийти к ситуации, в которой я находился. Такой гигантский объем работы зависел от розыгрыша нескольких очков, и я был близок к тому, чтобы все продуть. Да, это было тяжело. Вот почему через полчаса после ухода с корта я был мертвый, полностью истощенный.

Нужно было отыгрывать брейк-пойнт, но я вбил хорошую подачу прямо по центру, и Новаку пришлось промахнуться при приеме форхендом.

Ровно.

Я подстегнул себя, выкрикнув «Камон».

В тот момент мне нужна была поддержка зрителей. Я сжал кулак.Это было отличное легкое очко, а в матче против Новака таких очков бывает не особенно много. Мне нужно было сохранять веру в себя и надеяться, что не сломаюсь под давлением.

Я не думал, что это произойдет, даже после той трясучки.

Следующий розыгрыш был невероятно напряженным, одним из лучших в матче. Новак продемонстрировал весь свой атакующий арсенал. Я хорошо оборонялся на задней линии. Возможно, я сыграл один из бэкхендов слегка коротко, он вышел к сетке и пробил с полулета. Мяч коснулся троса и мягко опустился на моей половине корта. Что тут можно было поделать? Только покачать головой и попытаться начать заново.

Преимущество – Джокович

Снова брейкпойнт на моей подаче. Я не попал с первой подачи, но вторая получилась достаточно сносной. Он атаковал её с бекхенда. Завязался ещё один невероятно упорный долгий розыгрыш – больше 20 ударов. Я думал, что в какой-то момент Новак остановится когда ч пробил бекхенд, которой был очень близок к ауту. Он перекинул этот мяч и я постарался придать ему достаточно вращения, чтобы вовремя ответить. Потому что когда мяч сидит так низко нужно чтобы у него было всё же достаточно высоты, чтобы перевести через сетку. Попасть в корт трудно, особенно в конце такого напряжённого длинного розыгрыша. Но получился выигрышный удар.

Ровно.

При этом равенстве он сыграл коротко, и я вынужден был пойти вперед. Подумал, что удивлю его, сыграв дропшот, но он среагировал очень быстро и прекрасно легонько перекинул мяч кросс-кортом.

Я почувствовал тяжесть в ногах. Для меня это обычный признак напряжения, но мне было просто необходимо подготовиться к розыгрышу следующего очка.

Преимущество – Джокович

Я прилично подал. Новак принял хорошо, но достаточно коротко, чтобы я сыграл форхендом по линии, и пока он в растяжке пытался бэкхендом вернуть мяч в игру, я сумел выйти вперед и подрезать мяч у сетки бэкхендом с лета.

Ровно

Я разговаривал с Иваном после турнира о том, что мне удалось и нет во время двух недель «Уимблдона». Сказал ему, что думаю, что мог бы лучше диктовать розыгрыши в начале финала. Но что мне удалось хорошо – так это, когда мне приходилось отыгрывать брейк-пойнты, я брал инициативу в свои руки.

18 месяцев я тренировался, чтобы быть готовым нанести эти удары. И я хорошо справился в самые напряженные моменты. Это доказывает, что если ты достаточно долго что-то тренируешь, это становится твоей неотъемлемой частью. Именно для этого ты и тренируешься. Чтобы даже тогда когда ты нервничаешь, твое тело правильно реагировало, когда к нему предъявляют соответствующие требования. Я сумел нанести сильный удар форхендом. И получилось хорошо. Думаю, я нарушил в тот момент данное себе обещание не смотреть наверх и сохранять концентрацию, но я просто хотел показать, что все идет хорошо.

Мое мышление все еще было свежим. Следующий розыгрыш тоже был достаточно напряженным. Опять я не подал с первого мяча, что было не в кассу, и вторая подача была всего 80 миль/ч, поэтому мы ввязались в обмен ударами на задней линии, чередуя слайсы и более активные удары. Помню, как Новак направил очень агрессивный форхенд под мой форхенд. Я сумел ответить, и его агрессивный форхенд по линии означал, что я только могу выкинуть оборонительную свечу. Если в игре Новака и есть уязвимое место, так это смэш, который ему не всегда удается забить.

На этот раз я угадал правильно, остался в углу бэкхенда и сумел выполнить хороший двуручный кросс-корт. Он все равно его достал и сыграл с полулета, но я это предвидел и ответил форхендом, с которым он уже ничего не смог поделать.

Преимущество – Маррей

Чемпионское очко. Мое четвертое за матч.

В такой момент просто выполняешь рутинные действия: вытираешься полотенцем, выбираешь два лучших мяча и готовишься. Но сердце бьется в груди гораздо быстрее, дает о себе знать адреналин.

У меня появился четвертый шанс. Подача вышла на загляденье, но Новак отбил ее на вытянутой ракетке. Мне пришлось быстро занять позицию откуда я смог сыграть нелучший свой форхенд. Он нацелился на бэкхенд о линии... и послал мяч в сетку.

После победы на Открытом чемпионате США в прошлом году я был в полной прострации. Вы сами видели, что я с трудом мог поверить, чего я достиг, по моей реакции: поднял руки ко рту и смотрел на свою группу поддержки с почти что отсутствующим видом. Но на Центральном Корте я понимал, как надо выигрывать. Я отпустил ракетку, скинул кепку. Мне хотелось праздновать вместе со всеми.

«Уимблдон» был для всех. Для моей команды, СМИ, зрителей, огромной телеаудитории.

Я заранее не планировал, что я буду делать, победив на «Уимблдоне», и по моей реакции было понятно, что я не имею ни малейшего понятия о том, что делаю. Я повернулся к комментаторской будке «Би-Би-Си», где, я знал, был Тим Хенмэн и остальные представители СМИ. Я обнял Новака (если он что-то и сказал, то, извините, я не могу припомнить что именно). Потом опустился на колени, сделал пару больших, глубоких, невероятно восторженных вдохов и побрел назад в угол корта,  принимая поздравления от абсолютных незнакомцев.

Я действительно не знал, куда иду – ноги несли меня сами.

И никто не знал, куда я шел. Если честно, какое-то время я не понимал, где нахожусь. Все было спонтанно, совершенно  спонтанно. Сплошной хаос. Одна большая размытая картина.

Когда я наконец уселся, я заметил что ко мне подошел главный судья соревнований Эндрю Джаретт.

«У меня еще есть время, чтобы подойти ко своей семье и друзьям?», – спросил я.

«Только если быстро».

Я забрался в ложу для группы поддержки игроков и сначала подошел к Ивану. Он сидел около команды Новака.

Не то, чтобы я специально его искал, но то, что он был первым, кого я увидел, казалось правильным.

Я без понятия, сказал ли мне Иван что-то или нет. Я помню только две вещи: мой дядя Нил, который сидел несколькими рядами позади, так отчаянно хотел меня поздравить, что ринулся вперед и угодил подмышкой прямо в лицо сэру Крису Хою. Потом, конечно же, я не увидел маму, и кто-то крикнул: «Твоя мама, твоя мама». Так что я вернулся и обнял ее.

Я мало что могу припомнить из того, что было сказано на корте после церемонии вручения приза. Когда вы смотрите церемонии вручения наград, люди говорят 15 минут, и когда их хотят выставить, играют музыку из фильма «Челюсти», но на «Уимблдоне» все под контролем. Мне пришлось ответить на вопросы о себе, и думаю, что я справился.

В часы после окончания матча все было очень суматошно, но я никогда не забуду, как мне позволили стоять с трофеем на балконе для членов Клуба. Просто видеть вокруг всех этих счастливых людей – счастливых за меня, счастливых за себя, счастливых за всю нацию. Поддержка была невероятной.

На чемпионский ужин мне пришлось переодеться в свой лучший костюм. Меню было не то, что я люблю – маленькие, выпендрежные тарелки с едой, – но на самом деле еда была хорошая. Было круто поделиться своими чувствами с собравшимися, теннисной семьей. На обеде было много чемпионов прошлых лет. Там были Род Лэйвер и Маргарет Корт – легенды, которые выиграли так много титулов и так много сделали для тенниса.

Я вышел на сцену, чтобы сказать пару слов, но из-за других людей, находившихся там вместе со мной, я не чувствовал себя кем-то особенным. Я чувствовал смирение, стоя рядом с игроками, которые так много всего выиграли, но одновременно было приятно ощущать, что я принадлежу к их компании.

Следующий день был тоже суматошным: снова пресса, поездка в Ламбет постучать с детьми для какого-то мероприятия по продвижению тенниса, а затем надо было снова переодеваться в костюм для визита на Даунинг-стрит, 10. Я стоял наружи для фотографий и услышал, как открылась дверь и кто-то захлопал. Это был премьер-министр. Дэвид Кэмерон большой поклонник тенниса и сам довольно часто играет.

Было приятно получить признание своих достижений, но еще приятнее было то, что там были мама и папа. Было видно, что они очень горды тем, что я удостоился приема на Даунинг-стрит, думая: «Теперь мой мальчик вырос».