Сергей Пучков: «Все думали, что после футбола я либо бизнесом занялся, либо с бандитами связался»
На стыке веков Сергей Пучков был одним из тех, кто убежал из московского «Спартака» в киевскую академию Павла Яковенко, собиравшего талантливую молодежь со всего СНГ. Через год Пучков примет украинское гражданство, через полтора – вместе с Алиевым и Милевским дебютирует в составе «Динамо-2», через два – наглухо закроет Фернандо Торреса в матче за сборную, а через четыре – получит жестокую травму, которая поставит крест на его профессиональный карьере.
Виталий Суворов встретился с одним из самых высоких полевых игроков в истории мирового футбола (203 см) в Москве и расспросил о том, как пережить тренировки Яковенко, проваляться на диване два года и вернуться в футбол.
Легенда
– Вы в шесть лет пришли в академию «Спартака», верно?
– Да, родители привели. Я-то не осознавал еще ничего тогда, привели бы на танцы – я бы танцевал. Рост у меня тогда еще самый обычный был – выделяться начал в 13-14 лет. Изначально я играл в полузащите, защитником стал уже в Украине. Любимый защитник? В молодости нравились итальянцы – Каннаваро, вся эта компания. Сейчас нравится Видич. А в России никого выделять не буду.
– Почему?
– Да в футболе нашем бестолковом… В общем, слишком большая разница с Европой.
– В спартаковской академии пересеклись с кем-то из будущих звезд?
– Ближе к отъезду из академии – а я уехал в 15 – играл с Сашей Алиевым, Андреем Прошиным. Леонид Мусин еще – он раньше в «Урале», сейчас, слышал, в «Тюмени». А с Прошиным мы вместе в «Долгопрудном» играли, сейчас он в Дзержинске, первая лига. Из всей нашей спартаковской школы сейчас на виду только Алиев.
– В 15 лет вы оказались в Украине. Как это вышло?
– Помню статью в «Спорт-Экспрессе»: «8 спартаковцев уехали на Украину». До нас тогда дошла информация, что Павел Яковенко набирает для своей академии талантливых игроков со всего СНГ. У нас играл один пацанчик, и его отец нашел контакты Яковенко. В итоге, после этого, предложение поступило многим – в том, числе и мне. Это было лето, июль. Сначала поехал я и еще несколько парней. Прошли сборы, потренировались и уехали. Это было что-то вроде просмотра, потому что после нас они поехали дальше искать игроков. Я вернулся домой до сентября, а уже осенью мы уехали в Киев окончательно, все вместе.
– Почему вы приняли это предложение?
– Мне в 15 лет предложили перейти в дубль «Спартака», перешагнув молодежную команду. Анатолию Федосеевичу я обещал, что останусь – в итоге, подвел его. Я даже не знаю, почему. Просто не могу объяснить. То ли приелось все, то ли еще что. В «Спартаке» же тогда этот переворот начался – начали приезжать люди со всей России, тех, с кем я играл с шести лет, почти не осталось. Плюс, в тот момент, было очень мало игроков, которых брали из школы. Обычно доходил до молодежки, и тебя отправляли в аренду. А тут у меня предложение от Яковенко, где отличные условия, стабильный тренировочный процесс. Учеба там же, живем там же – то есть, все сосредоточено вокруг футбола. Ну, и конечно, все думали про «Динамо», про Лобановского – всем туда хотелось. Хотя сейчас все футболисты, когда куда-то переходят, говорят: «Я с детства болел за этот клуб». А я не болел. Я слышал про команду, но никогда попасть туда не мечтал. И кто такой Яковенко – понятия не имел.
– Правда, что в «Спартаке» не знали, куда вы все уезжаете?
– Да, чтобы ничего не заподозрили, у каждого футболиста была легенда.
– А что было бы, если бы заподозрили?
– Ну, смотрите: это были последние годы школы, а тут восемь игроков уезжают с разницей в два-три дня. Не хотелось подводить тренеров, других людей, поэтому придумали разные истории.
– Какой была ваша?
– Я говорил, что уезжаю в «Днепр». На самом деле, я раньше играл за сборную Москвы, и ко мне действительно как-то подошел представитель «Днепра». Я тогда отказался, а потом вспомнил эту историю и использовал ее. Никаких билетов от меня не требовали – просто на словах сказал, и все.
– Что было, когда «Спартак» узнал, куда вы на самом деле уехали?
– Последствия для тренеров были плохие. Увольнения. Причем, уволили Сергея Дмитриевича Зимина, который нас тренировал и сам не знал, куда мы уезжаем. А в «Спартаке» решили, что он был в курсе. Наши родители звонили президенту «Спартака», объяснили ситуацию. Но его все равно уволили.
– Вы с ним после этого пересекались?
– Да, виделись. Сильной обиды у него не было. Но получилось, конечно, очень некрасиво.
Витамины
– Первая тренировка Павла Яковенко в Киеве – какой она была?
– То ли в первый вечер после приезда, то ли на следующий день выходим на поле. Сначала все было легко, ничего особенного. А вот потом… Были такие тренировки, после которых я падал на кровать и думал: «Все, это не мое. Я не могу. Это слишком тяжело». В «Спартаке» главной была техника. А в Киеве – физика.
Я до сих пор помню один день. Нас собрали и говорят: «Знаете, какой сегодня день?» Мы переглянулись. «Не знаете? Сегодня ровно 100 дней до отборочных матчей на чемпионат Европы. С этого дня у нас начинаются сборы». Это был тот момент, когда ты понимаешь: до этого было очень, очень тяжело, а теперь будет еще хуже. За эти 100 дней у нас не было ни одной легкой тренировки.
Было, например, упражнение «Жонглирование». Ты встаешь в шесть утра и три часа жонглируешь мячом. Стоишь на месте и жонглируешь. Представьте это. Может показаться, что это легко, но это очень серьезная нагрузка. Мы между собой о Яковенко даже не говорили – сил не было говорить. Одного парня как-то вообще стошнило после тренировки. Но потом ты к этому привыкаешь, очень тяжело только поначалу.
– Был эффект от таких нагрузок?
– Конечно. Идет, например, 85-я минута матча, у тебя уже вроде сил нет, усталость, а тут мяч летит – и ты принимаешь его так, как никогда в жизни раньше не принимал. Вот оно, то жонглирование. Ну и в плане физики ощущалось. Мы играли с Францией, с Испанией и понимали, что абсолютно с ними наравне. Но если бы мне сейчас сказали: «Хочешь пройти через все это еще раз?» – я бы отказался.
– Правда, что Яковенко увлекался фармакологией?
– Было дело, давал витамины в помощь организму. Без них мы вряд ли бы смогли выдержать такие нагрузки. На сборах мы просыпались, перед завтраком одну таблетку, в обед еще парочку, до тренировки, после тренировки, если вечером игра – еще что-то. Никто не возражал, все пили. Что именно нам давали – мы не знали. Спрашивали доктора, а он: «Витамины». Уколы тоже были – соли, витамины. В таком количестве, конечно.
– Не страшно был глотать столько таблеток?
– Да нет, такое везде есть – и в Европе, и в России, и на Украине. Может быть, не в таком количестве, но все равно.
Торрес
– Сколько вы пробыли в академии Яковенко?
– Специально под академию был создан клуб «Борисфен», чтобы мы могли играть во второй лиге. Не будет же там играть «Академия Яковенко». А через полтора года нас стали распределять по командам – кто-то попадал в «Динамо-2», кто-то в «Динамо-3». И еще трое вообще никуда не попали, им искали другие клубы. Я вместе с Прошиным, Алиевым попал в «Динамо-2» и остался там. Через какое-то время, когда мне исполнилось 18, я подписал контракт с «Динамо».
– Когда начались разговоры об украинском гражданстве?
– Еще в академии. Тогда собирали сборную U-16, и мы подали документы о гражданстве. Нам просто сказали: «Будете играть за сборную». Никто не возражал, родители тоже не сопротивлялись. Главное, что сказали родители – ни в коем случае не выписываться из Москвы. Пусть просто делают второе гражданство.
– Первые официальный матч за сборную – что это было?
– Мы играли с Испанией, отбор на чемпионат Европы U-21.
– Правда, что в том матче вы сожрали Фернандо Торреса?
– Правда, да. Я тогда о нем толком ничего не знал, хотя слышал, конечно. Он тогда уже был капитаном «Атлетико», играл в сборной, ему нечего было доказывать, а мне – было. Плюс, играли дома. Надо было показать, что не зря меня поставили в центр обороны. А у Испании тогда одни звезды были – тот же Хаби Алонсо, на воротах – или Вальдес, или Рейна. Рейес из «Арсенала», и так далее. Но мы сыграли с ними 0:0. Матч я с тех пор ни разу не пересматривал, хотя это самая крутая игра в моей карьере – но у меня даже видео нет. Наверное, только в Украине где-то сохранилось.
– Слышал, что Игорь Суркис был настолько впечатлен вашей игрой, что сказал: «Проси, чего хочешь – хоть квартиру подарю».
– Нет, такого не было. Квартиру-то и так в Киеве давали, но Суркис ничего такого не говорил. Я ведь даже тогда не был звездой в своем возрасте, в заявку «Динамо-2» не всегда попадал. Тогда помог Яковенко – даже несмотря на то, что в клубе я редко играл, он продолжал вызывать меня в сборную. А потом я и в клубе заиграл.
– Когда подписали первый контракт, почувствовали себя богатым?
– Да больших денег я никогда не получал – больше 10 тысяч долларов никогда не видел. В «Динамо-2» тогда платили несколько тысяч. Премиальные тоже самые обычные – один раз в кафе сходить.
– В «Динамо-2» вы играли вместе с Алиевым и Милевским. Сейчас с ними общаетесь?
– С Алиевым я в последний раз общался, когда он был в «Локомотиве». С Милевским еще раньше. Но то, что сейчас происходит с Артемом, меня не очень удивляет. У него всегда такое отношение к футболу было. То есть это история не про то, что зазвездился или что-то такое. Он просто изначально таким был. Но когда он давал результат, все было нормально.
Все футболисты ходят в клубы, на тусовки. Иногда послушаешь кого-то – говорят: «Я не такой, только в кинотеатр хожу и в 11 вечера спать ложусь». Да, конечно, это не так. Мы играли в Киеве, были более-менее на виду, с теми же девушками было легко знакомиться. Правда, понимал, что она здесь только из-за того, что ты футболист «Динамо». А так, все спортсмены могут выпить, покурить. Хочется отстраниться от работы.
– Алиев в этом плане отличается от Милевского?
– Думаю, да – особенно после того, как у него появилась семья, дети. До этого сильно не отличался. У Милевского-то тоже вроде девушка есть, но ни жены, ни детей. Поэтому так все и происходит.
Щелчок
– В 2004 вы получили травму, которая сломала ваша карьеру. Как это вышло?
– Мне тогда очень хотелось играть – играл на каких-то препаратах, уколах. И получил травму абсолютно на ровном месте. Просто развернулся – и услышал щелчок в колене. Пошел дальше. А потом надо было пробежаться – а я чувствую, что не могу. Попросил замену.
В этот же вечер поехал на снимок. Сделали, потрогали все, сказали, что лучший вариант – мениск. Худший – крестообразные связки. Надо делать операцию. На следующий день я лег в Киеве на операционный стол. Просыпаюсь и узнаю: это не мениск, не связки, а еще хуже – хрящевая ткань. Тот щелчок, который я слышал на поле, – это как раз кусочек от хрящевой ткани оторвался. Это очень больно. Я согнул ногу, попытался выпрямить – и чуть ли не до слез. На операции мне достали этот кусок ткани и сказали: будет тяжело, надо делать еще одну операцию. Предлагали пересадить ткань прямо в Киеве, но я отказался.
– Почему?
– Спросил доктора: «А вы раньше делали такие операции?» – «Делал» – «Успешно?» Ответ был такой: 1 процент из 100. Мне экспериментировать не хотелось, поэтому нашли одного профессора в Швеции. Причем полетел я туда через четыре месяца после первой операции. Два месяца ходил на костылях, два месяца оформляли документы. Это же не как у нас в Москве – дал денег, и в этот же день лег. А там надо ждать, и я ждал.
Когда приехал, они достали участок хрящевой ткани для клонирования, и сказали возвращаться через две недели – уже на основную операцию. Была еще одна проблема: пересадка омертвевшего участка кости. Потому что в Украине мне кололи лекарство в колено, и оно блокировало поступление крови. Они просто не знали, в чем проблема. Говорили: это от нагрузок, от полей, надо отдохнуть. И делали уколы, которые потом сыграли свою роль.
В итоге, врач сказал: «Даю тебе 95 процентов на то, что ты будешь играть». А в Киеве после первой операции наоборот – 95 процентов, что не буду, ищи другую профессию.
– Что вы тогда в Киеве подумали?
– Да не могу сказать, что прям как-то расстроился. У меня не было мыслей в стиле: «Я же кроме футбола ничего не умею. Что я буду делать?» Во-первых, всегда есть варианты. Ну и во-вторых, я не очень доверял местным врачам.
И после слов профессора о том, что многие спортсмены восстанавливались после таких травм, я успокоился. Но срок был большой. Профессор сказал: не сможешь играть 5-6 лет. Меня это только подстегнуло – хотелось быстрее вернуться.
– Как в «Динамо» отреагировали на такой срок?
– Ну, это был максимальный срок. Худший вариант. Так-то сказали, что, если все сложится, можно и за полтора года восстановиться. Плюс, я не такие уж большие деньги получал, поэтому в клубе все было нормально. Разговоры пошли позже, через полтора года после операции. У меня так и не получалось начать тренироваться, я чувствовал боль. Доктор мне как-то сказал: «Все, неделю еще бегаем индивидуально, потом со всеми». Неделю я позанимался, пришло время тренироваться в группе. А я не могу, больно. Меня позвал заместитель президента. О разрыве контракта речь не шла, но намекнули, что я им уже не нужен. И я собрал вещи и сам уехал в Москву.
– Почему?
– Я уже и не хотел, наверное, на тот момент восстанавливаться. Да и ясно было, что в меня не верят.
– Контракт так и не разорвали?
– Нет, смысла не было. Мне сказали, что могут сразу выплатить сумму или постепенно. Я сказал, что без разницы. Плюс, не хотели, чтобы до президента все это дошло. И я просто уехал. А зарплату либо пересылали, либо я сам приезжал в Киев раз в несколько месяцев. Контракт у меня длился еще около года, до 2007-го.
Реклама
– Чем вы занимались в Москве?
– Да ничем. Вообще. Я хотел отдохнуть. Я и раньше иногда думал: когда же это все закончится? Помню, еще до травмы, играл за клуб, за сборную. И была мысль: сейчас бы минитравма какая-нибудь, немножко отдохнуть. Вот и заказал себе отдых на десяток лет. Поэтому в Москве я ничего не делал. Как в отпуске – просыпаешься, обедаешь, спишь и все. Я провалялся на диване ровно два года.
Потом понял, что уже надо чем-то заняться. Про футбол не думал, даже во дворе не играл, хотя боли уже не было. Воспринимал все, как другую жизнь. И устроился работать в рекламную компанию, которая занимается биллбордами. Почему именно туда? Я просто думал: то я не могу, то не хочу. И вместе с друзьями пошел в рекламу, где проработал полтора года. А потом потихоньку начал выходить во двор. Поиграл с пацанами немного. Через недельку еще раз вышел. Боли нет. Я понимал, что тот срок, о котором мне говорили в Швеции, прошел. Это был 2009 год.
В какой-то момент я начал играть в корпоративной лиге, пять на пять. А потом один мой знакомый, который работает в «Долгопрудном», говорит: «Давай играть за нас на КФК». А я не хочу возвращаться, вообще, я уже забыл про это. Говорю: «Тарас, я закончил». В течение года он продолжал меня звать, а когда они заявлялись во вторую лигу зимой 2011-го, предложил еще раз. И я согласился. Только сказал: «Дайте мне три месяца». И понеслось. Сейчас, правда, неудачно стартовали. За шесть матчей взяли восемь очков.
– Куда-то еще, кроме «Долгопрудного» звали?
– Ходил на просмотр в московское «Динамо», еще до рекламы. Я не особо хотел, но знакомые хорошо общались с руководством, и устроили все это. Я отказывался, но все-таки сходил. Пришел в дубль, поиграл – сказали, все хорошо, но для дубля ты по возрасту не подходишь, иди в основу. Я не пошел. Ну, это бред, я был абсолютно к этому не готов – два года перерыва.
Потом уже звали в ФНЛ – в «Химик» из Дзержинска и владивостокский «Луч». «Луч» я даже не рассматривал, слишком далеко. А «Химик»… я не знаю. Это другие деньги по сравнению с «Долгопрудным», да. Но это более профессиональный уровень. Это серьезные задачи, это две тренировки в день. Я отвык от этого. Я не помню, когда я последний раз тренировался дважды в день, мне сейчас одной вот так хватает. Меня очень останавливают этот профессионализм и перелеты, которые есть в ФНЛ.
– Из рекламы в итоге ушли?
– Да, я получал такие же деньги, играя на корпоративных турнирах, поэтому ушел. Там я складской работой больше занимался, оператором был. Принимал товар.
– Многие в Украине до сих пор уверены, что в Москве вы работали таксистом.
– Серьезно? Первый раз слышу. Знаю, что у всех было две версии. Одни считали, что у меня в Москве бизнес, а другие – что с бандитами связался. Не знаю, почему, может из-за моей внешности.
– У вас занятные татуировки.
– Да, всего их шесть-семь. Первую сделал от нечего делать, как раз когда травма была, и затянуло. Две татуировки – про «Спартак».
– Ваша почта тоже начинается со слова «myasnoy». Давно так фанатеете?
– Ну, я не ярый болельщик, но в чемпионате России симпатизирую «Спартаку», я «мясной». Хотя футбол почти не смотрю – причем, так всегда было, с 14 лет. Ты и так играешь в него постоянно. Еще и смотреть? По-моему, это уже чересчур.
– Во второй лиге, где вы сейчас играете, по-прежнему много грязи?
– Ага, но это больше за пределами Москвы, в провинции. Вторую лигу ведь не освещают почти, поэтому клубы себя многое позволяют. В открытую, конечно, ничего не происходит – все решается между клубами, президентами. Я все равно считаю, что вторая лига – продажная, конечно. Если бы хоть раз в неделю показывали региональный матч по телевидению, этого было бы гораздо меньше. Потому что болельщики и так приходят, семечки грызут, им не важно, как именно победила команда – победила, и хорошо. Для меня это до сих пор немного непривычно. Все говорят: «Да это нормально». А я же хоть и родился в Москве, никогда в жизни не играл в российских лигах до этого.
– Сколько вы планируете играть еще?
– Могу сказать, что мне бы хотелось опять уехать на Украину. Не в «Динамо», конечно, но либо в высшую, либо в первую лигу. У меня есть агент, он что-то ищет. Но я считаю, что не надо напрашиваться самому. Я хочу, чтобы не я куда-то просился, а мне предложили.
– Сейчас у вас есть семья?
– Есть девушка, с которой я познакомился четыре года назад. Она, кстати, из Украины, но понятия не имела, кто я такой. Только потом ей украинские друзья подсказали: «А знаешь, что твой в «Динамо» играл?» «Да мне все равно», – говорит. – «Я футболом-то не увлекаюсь».