Льюис Хэмилтон: «Я пилотирую почти в том же стиле, что и Айртон Сенна»

Из-за чего в 80-х «Формула-1» была лучше, что не так с пилотажем Феттеля и почему Алонсо вызывает восхищение – Льюис Хэмилтон рассуждает о соперниках, жизни и гонках.

Льюис Хэмилтон за рулем «Мерседеса». Фото: REUTERS/Kim Kyung-Hoon

Мне доводилось пилотировать один из болидов Айртона Сенны – образца 1989 года. Однажды я проехал на нем пару кругов по «Сильверстоуну», и это стало одним из самых лучших событий в моей жизни. Сенна, Жиль Вильнев – они были очень похожи. Именно таким я хочу стать сам, и я думаю, что сейчас пилотирую примерно в таком же стиле, как пилотировал Айртон. Это единственно правильный путь, насколько я знаю. Они были лучшими, то, что они делали, было лучшим, и я также хочу стать таким же.

Если сейчас посмотреть на то, как пилотирует Себастьян Феттель, то он всегда заезжает на астротерф, на поребрики, и заезжает чуть дальше, чем нужно, заезжает за белые линии. На самом деле это запрещено, но на это закрывают глаза. В дни Сенны, если бы Себастьян залез «одной ногой» на поребрик чуть дальше, чем это нужно, то там бы уже была трава, и его бы развернуло, и он получил бы штраф. Ему стоит пилотировать на пределе, а не за границей этого предела – я с большим уважением отношусь именно к такому пилотажу.

Сейчас же вы можете выходить за рамки предела, потому что на современных трассах есть широкие зоны безопасности. Было бы лучше, если бы там всегда был гравий. Если вы туда заедете, то машина получит повреждения или просто застрянет. Сейчас же можно выходить за рамки, а в случае чего проехать по более широкой траектории и вернуться на трассу. Сейчас вы делаете так, ошибаетесь, и можете подумать: «Ну и отлично». Именно по этой причине я так люблю трассы городского типа – такие как Монако, – потому что там нет места для ошибок. Если ты ошибаешься, то должен за это заплатить. Конечно, я не хочу, чтобы люди платили за свои ошибки, получая травмы, но чтобы теряли время или вообще вынуждены были бы останавливать машину. Именно в этом и заключается суть гонок.

Феттель всегда заезжает на астротерф, на поребрики, и заезжает чуть дальше, чем нужно

Поэтому я столь сильно восхищаюсь ребятами, которые выступали в «Формуле-1» в прошлом. Конечно, мне нравится, что сейчас «Ф-1» стала более безопасной, но тогда болиды были более естественными – у них даже был рычаг переключения передач. Смотря за тем, как Айртон Сенна гонял в Монако, можно увидеть, что большую часть времени он управлял рулем одной рукой, борясь с избыточной поворачиваемостью. Это действительно круто. Сейчас «Формула-1» стала очень техничной, все только и говорят, что о гидравлике. В моем болиде есть целая куча разных кнопок – на руле «Мерседеса» их 26. Разобраться в их предназначении – это целая наука.

Так что если бы я мог выбирать эру, в которой хотел бы выступать, то хотел бы выступать в эру Сенны – в 1988-1989 годы. Тогда болиды были опасными. Когда я проехал по «Сильверстоуну» на болиде Айртона, я атаковал на пределе, и моя голова подвергалась огромным нагрузкам. Я думал: «Черт побери! Вот это были парни!». Мне также доводилось пилотировать болид «Мерседеса» 1930 года: никаких ремней безопасности – повернешь слишком резко, и просто вывалишься из машины. Сейчас «Формула-1» стала другой, она стала более техничной, задача пилотов изменилась.

Мне доводилось выступать в «Формуле-3», и мне было скучно, но «Формула-1» меняется каждый год. Я должен анализировать каждый кусочек информации о резине, о прижимной силе, о том, как экономить топливо, а затем еще и беспокоиться о том, чтобы обогнать соперников. После Гран-при Монако у тебя всегда болит голова, потому что глазам просто некогда отдыхать, ты должен быть все время сосредоточен.

Айртон Сенна описывал Гран-при Монако как гонку, по ходу которой ты просто выходишь из собственного тела. На то, чтобы прийти в себя после гонки, уходит несколько часов. Ты также испытываешь большие проблемы из-за обезвоживания. Мои колени буквально «убивают» меня после гонки. Это происходит из-за того, с какой силой тебе приходится давить на педали.

«Нордшляйфе» – это место, которое меня пугает, но чем опаснее гонки, тем больше они привлекают

Периодически мы слышим о пилотах, которые с возрастом начинают пилотировать осторожнее, возможно они беспокоятся о своих детях и потому теряют желание пилотировать болид на пределе, на грани. Но я не являюсь человеком такого типа. Я не буду осторожничать, о чем бы я ни думал, я просто не такой человек. На мой взгляд, гонки и должны быть опасными. Если из «Формулы-1» убрать фактор опасности, то я больше не захочу в ней выступать. Но пока она все еще остается достаточно опасной. Когда я прохожу квалификационный круг на пределе, то чувствую, что «Формула-1» еще достаточно опасна.

«Нордшляйфе» – это место, которое пугает меня, но чем опаснее гонки – конечно до определенного предела, – тем больше они привлекают. Опасность привлекает меня не потому, что я хочу, чтобы кто-то получил травму, но потому, что на «Нордшляйфе» нет зон безопасности, и этим она похожа на трассу городского типа, и это здорово. Я разгонялся там до предела, и мне очень понравилось. Там есть одно место, где трасса идет по нисходящей траектории, и если ты ошибешься, то машина просто перевернется. Как пилот я никогда не думал о том, что может случиться, если там что-то пойдет не так. Именно это придает азарта. Ты находишься в одном шаге от того, чтобы развернуться или от того, чтобы врезаться в стену.

Именно поэтому я люблю ездить на мотоцикле и заниматься альпинизмом. Суть в опасности. Я надеюсь, что ничего не случится. Я просто иду и делаю то, что нужно, надеясь, что все пройдет хорошо. Я действую разумно. Я не получаю травмы, потому что не рискую по глупости. Так что я не думаю, что у меня есть пристрастие к адреналину. Я не думаю, что являюсь человеком, зависимым от чего-либо. Серьезно.

Я люблю ездить на мотоцикле и заниматься альпинизмом. Суть в опасности

Я всегда могу остановиться, все время контролирую ситуацию. Когда я нахожусь дома в Колорадо, то ко мне в гости могут прийти десять друзей, и до того, как они получат возможность поиграть с моими «игрушками», мне нужно объяснить каждому, что стоит делать, а что нет. Я объясняю им все, и потом отпускаю их, но присматриваю за тем, что происходит. Их жизни фактически находятся в моих руках, я несу ответственность. Предел, до которого я могу дойти, намного выше, чем у других. Конечно, если я приезжаю на трассу с Мартином Брандлом, то это совсем другая ситуация. Мне действительно нужно атаковать на пределе, чтобы Мартин, сидя на пассажирском сиденье, что-то почувствовал. То же самое и со мной. Людям нужно многое сделать, чтобы довести меня до предела. Я вообще очень хороший пассажир. Я всегда могу расслабиться или вообще заснуть. В моей жизни были водители, которые вели себя нервно, и другие, которые стремились что-то доказать. Нужно было говорить им: «Приятель, мы никуда не спешим. Расслабься».

Я надеюсь, что люди изменили свое мнение обо мне с 2007 года. Сколько себя помню, все время я находился в строго контролируемой среде, и вырваться из нее мне удалось совсем недавно. Сейчас меня никто и ничто не контролирует. Вполне очевидно, что в лице Росса Брауна у меня есть босс, но сейчас я могу сам принимать решения, и мне не нужно ни перед кем отчитываться. Было время, когда я мог принять какое-то решение, а потом беспокоиться о том, что поступил неправильно, из-за того, как и где я рос, все время смотря на отца. На меня оказывалось сильное давление, а теперь его нет. Я спокойно могу позвонить отцу, рассказать, что купил машину или лошадь, просто поделиться с ним. Отношения стали совсем другими. Сейчас у меня великолепные отношения с отцом. Конечно, это произошло не сразу. Было очень много разговоров, но время – это лучший целитель.

Конечно, можно привести параллели между уходом Рона Денниса и переосмыслением моих отношений с отцом. Они оба являются властными, амбициозными людьми. Мой отец является главой всей семьи. Он как «Крестный отец» – со своими проблемами все идут к нему. И точно таким же был Рон Деннис в «Макларене». Я думаю, что мне определенно удалось обрасти «толстой кожей». В самом начале на меня мог повлиять абсолютно любой фактор. Вначале всегда легче быть более ранимым. Сейчас я стал более стабильным гонщиком, потому что улучшилась моя психологическая устойчивость. Так что когда обо мне что-нибудь говорит Джеки Стюарт, я могу просто отшутиться.

Мой отец является главой всей семьи. Он как «Крестный отец» – со своими проблемами все идут к нему

Некоторые люди всегда везде суют свой нос, им просто нечем больше заняться. Конечно, каждый имеет право на собственное мнение, но Джеки слишком много говорит. Сначала он говорил о том, что решение перейти в «Мерседес» было худшим в моей жизни, а затем он начал говорить обратное, заявляя, что мы можем выиграть чемпионский титул. На пути туда, где я сейчас нахожусь, подобные моменты преследовали меня все время. Это моя личная жизнь. Примерно три года назад некоторые люди говорили мне вещи, которые сильно на меня влияли, и это напрямую отражалось на моих выступлениях, в прессе также говорилось много чего негативного. Это беспокоило меня. Это казалось попыткой повлиять на меня, и вызывало множество проблем. Мне не хватало энергии, мотивации. Это чувствовалось почти как депрессия, потому что все эти разговоры подрывают веру в собственные силы, пытаются сломить волю. Я не мог сосредоточиться на работе.

Был момент, когда я пилотировал и попадал в аварии – просто без какой-либо причины. Я просто был не в своей тарелке. В этой работе нельзя думать о чем-то другом – ты должен быть все время предельно сосредоточен. Я все еще мог быстро гоняться, но не мог оставаться сосредоточенным. Меня все время что-то отвлекало. Один человек не стремился помочь мне. Каким-то образом мне удалось пройти через это. Больше я не даю негативной энергии влиять на меня, и я научился с этим справляться.

Я много думал о переходе в «Мерседес». Иногда я могу переосмыслить вещи. Я понимал, что может почувствовать мой отец, но старался не вовлекать в процесс переговоров и принятия решения слишком много людей, потому что решение должен быть принять я сам. Я в одиночку отправился в Таиланд, и сам принял решение. У меня было два варианта, но как и любой, кто любит чувство адреналина, одно было более рискованным, чем другое. И я выбрал именно его.

Это было сродни уходу из родного дома. Как совершить скачок. Если бы я остался, то был бы защищен, но остался бы в той же атмосфере, с людьми, которых я знаю всю свою жизнь. В «Мерседесе» же все было новым, и это мне предстояло построить новые взаимоотношения, не имея времени на всякую чепуху и права на ошибку. Это показалось мне более интересным.

Пилотом, которым я восхищаюсь больше всего, является Фернандо Алонсо – за его чистую скорость

Забавно, но пилотом, которым я восхищаюсь больше всего, является Фернандо Алонсо – за его чистую скорость, его просто невероятную скорость. Я не думаю, что в «Формуле-1» с ним кто-то может сравниться.

Сейчас я стал старше, и я уверен, что наши отношения могли бы измениться. Конечно, будет много интенсивных моментов, потому что мы оба являемся очень быстрыми гонщиками, и поэтому на трассе будем находиться рядом, но мы оба достаточно мудры. Я думаю, что сейчас способен лучше выстраивать отношения с напарником по команде. Этот вопрос зависит именно от гонщиков. Запихните в одну команду Себастьяна Феттеля и Фернандо Алонсо, и у команды сразу же возникнут неприятности, командная химия просто вылетит в трубу. Хотя, знаете, я думаю, что все равно смог бы выступать в одной команде с Феттелем. Я бы просто не заглушал двигатель.

Источник: Daily Mail